Случилось так, что губернатор Эндрос сумел стать самым ненавистным из всех губернаторов, представлявших королевскую власть в Новой Англии. Дух независимости, уже взращенный на свободной земле, проник в людские сердца, и суровые эдикты, которые издавал губернатор, равно как и угнетение, исходившее от его господина, привели к длительной борьбе между ним и горожанами. Именно он отправился в Хартфорд, чтобы потребовать отказаться от свобод, предоставленных этой колонии, однако перед ним задули свечи, и патент, где были дарованы свободы, был украден из-под его носа и спрятан в лощине Дуба Хартии, куда он не мог добраться.
В Бостоне он тоже не мог назвать ни единого американца своим другом и именно в этом городе встретился с первым сопротивлением своему высокомерию. Это был апрельский вечер 1689 года, и на улицах царил необычный переполох. Люди говорили почти шепотом, и лишь внимательный слух мог уловить обрывки фраз: "Если победит принц Оранский, то Эндрос потеряет голову", "Наших проповедников сожгут заживо на Королевской улице", "Папа велел Эндросу отпраздновать канун Варфоломеевского дня в Бостоне; нас всех зарежут!", "В город приехал наш старый губернатор Брэдстрит, и Эндрос боится его". Пока велись столь взволнованные беседы, послышалась барабанная дробь, что разнеслась по улице Корнхилл, и люди увидели колонну солдат с ружьями на плече, и блики закатного солнца играли на затворах. За ними верхом ехал Эндрос в сопровождении советников и священника из Королевской Часовни, и у каждого на шее висело распятие, и каждый раскраснелся от вина. Все они равнодушно глядели сверху вниз на людей в темных плащах и широкополых шляпах, которые в ответ смотрели на них с ненавистью и подозрением. Солдаты шли по улицам напролом, и люди отступали прочь, прижимаясь к стенам. Слышались жалобы и шепоты, и один голос вдруг воскликнул:
- Господь Воинств, пошли защитника твоим людям!
До того, как этот вопль стих, с другой стороны улицы выступил, шагая в такт барабанам, старик в плаще и остроконечной шляпе, препоясанный мечом. Он был подобен королю, и белоснежная борода до пояса лишь подчеркивала его достоинство. Никто не узнавал его, и он не показал, что знает кого-то из толпы. Он твердо шел посередине улицы, пока не оказался в нескольких шагах от приближавшейся колонны. Здесь он выпрямился, и в сумерках померещилось, будто он не принадлежал к обычным смертным. Его глаза засверкали, он выставил вперед посох и непререкаемым тоном скомандовал:
- Стой!
Половина солдат остановилась по привычке повиноваться, вторая - потому что испугалась волшбы, и даже барабан затих. Эндрос пришпорил коня, но даже он остановился, когда увидел посох у своей груди.
- Вперед! - яростно приказал он. - Втопчите старого хрыча в мостовую! Как ты смеешь останавливать губернатора короля?
- Я остановил путь самого короля, - таков был ответ. - Тот, кому ты служишь, более не сидит на английском троне. Завтра ты будешь пленником. Иди назад, пока не добрался до виселицы!
Колебание Эндроса вдохновило людей подойти ближе, и многие из них не позаботились спрятать мечи и пистолеты, которые носили за поясами. Жалобы и свист усилились. "Долой Эндроса! Смерть тиранам! Проклятье на голову короля Якова!" послышалось из множества глоток, и некоторые наклонились за булыжниками из мостовой. Полный сомнений, почти сраженный наповал, губернатор развернулся и мрачно поехал назад, в ту сторону, откуда явился столь высокомерно. И в самом деле, следующую ночь он провел в тюрьме, поскольку Яков бежал из Англии, и Уильям занял трон. Все провожали взглядом удалявшуюся процессию, и никто не заметил, как исчез незваный защитник, поэтому некого было чествовать, когда они обернулись к нему, и некоторые говорили, будто он растворился в сумерках.
Этот случай стал легендой, и прошло восемьдесят лет, когда солдаты другого короля Англии шли по Стейт-стрит и стреляли в людей, собравшихся перед старым зданием парламента. Говорили, что белобородый старик в старинном платье появлялся вновь, предупреждал войска остановиться и воодушевлял людей сопротивляться им. Его темную фигуру видели на поле боя при Лексингтоне перед рассветом и на бруствере Банкер-хилл, где фермеры работали при свете фонарей, - он был духом Новой Англии. И говорят, будто никогда пришлый враг или местный тиран не посмеет испытывать терпения людей, поскольку в авангарде их армии всегда будет сей защитник.