В четырех милях от Питтсфилда в штате Массачусетс, среди Беркширских холмов раскинулась заросшая долина, известная удивительным эхо; сто лет назад она называлась долиной Шамана. Здесь проводили свои ритуалы индейские жрецы, и говорили, будто они приносили человеческие жертвы Хобомоко и его лесным демонам на окропленном кровью алтаре Дьявола. В ранние дни Беркшира охотник из Далтона по имени Джон Чемберлен как-то нес домой оленя на плечах; его застигла буря, и он укрылся от непогоды в одной из уединенных пещер долины Шамана. Несмотря на усталость, ему не удалось заснуть, и, пока он лежал на земле с открытыми глазами, то с удивлением увидел, как перед ним гнутся деревья, открывая длинный проход, в который таинственно сочился свет и где извивались и дурачились сотни призрачных фигур. Когда его глаза привыкли к слабому свету, он заметил у танцующих хвосты и раздвоенные копыта, и одну высокую фигуру с крыльями, над чьей головой мерцал венец из молний. Прочие относились к ней с почтением, и охотник заподозрил в ней самого Сатану. Это была та ночь и то место, которые Сатана и его прислужники обычно выбирали для своих важнейших праздников.
Пока он лежал и глядел на них сквозь ливень, на алтарь Дьявола запрыгнул высокий и раскрашенный индеец; с его тела гирляндами свисали свежие скальпы, и в глазах сияло свирепая сила. Кратким заклинанием он призвал орду теней к себе. Они послушались, и, распевая грубую песню, пошли вокруг камня с факелами, что горели голубым светом, пока по знаку на жертвенный камень не вытащили индейскую девушку. Эти создания бросились на нее с обнаженным оружием, и перепуганная девушка успела лишь издать единственный крик, который охотник никогда больше не смог забыть. Шаман вскинул топор: дьяволы и упыри приготовились пить кровь и ловить ускользнувшую душу, когда при свете молнии отчаянный взгляд девушки упал на лицо Чемберлена. Этот взгляд придал ему мужества, и, выставив вперед Библию, он понес ее навстречу толпе, громко призывая Бога. Раздался удар грома. Свет погас, демоны исчезли, буря прекратилась, и меж холмов вновь воцарился мир.