Било полночь. Был я болен. Духом пуст и обездолен. 
Задремалось в старой книге, плыл мой разум по словам. 
Пробужденьем от кошмара прогремели три удара 
По воротам - три удара старой битой по дверям. 
Померещилось: прохожий, выйдя ночью по полям, 
Постучался по дверям.  
 
Только я привстал со стула, лампа ярко подмигнула, 
Пламя словно бы от ветра заплясало на свечах, 
По стенам качнулись тени суммой смуты и смятений, 
Не вопросы, просто тени, молча лёгшие в ногах. 
Ах, Ленор, моя утрата, ночи, лёгшие во прах.
Ты ушла - и мир зачах. 
 
Шевельенье в красных шторах. Ухо различало шорох. 
Будто ночи одиночеств отражаются в вещах, 
Довершают мне потерю приглашеньем к суеверью, 
Словно некто ждёт за дверью с чёрной шалью на плечах... 
Я нарочно медлю, что ли? Прочь хочу отринуть страх.
(Точно утро на часах!) 
 
Впрочем, нет уж! Может, хуже путнику на зимней стуже. 
Я откинул крюк тяжёлый, двинул двери нараспах, 
Огляделся: "Гость иль гостья, здесь темно как на погосте, 
Где же вы? Не прячьтесь, бросьте!.." - Пустота и снежный прах. 
Завывающий от злости, ветер гонит снежный прах, 
Сыплет в кронах и кустах. 
 
Но озноб бежит по коже не от ветра. Не похоже, 
Чтобы кто-то этой вьюгой, заблудившейся в мирах, 
Из глубин декабрьской ночи сообщить мне что-то хочет, 
Передать мне что-то хочет знаком или на словах. 
Вдруг "Ленор" шепнуло эхо... Может - я позвал впотьмах, 
Может, просто шум в ушах.
 
У меня застыло сердце, я вернулся в дом согреться, 
Сел к камину и услышал тот же стук, вернувший страх. 
Но сказал себе: "Так часто клёны бурею стучатся, 
Нам мерещатся несчастья, людям, жмущимся в домах, - 
Будто призраки стучатся к людям, жмущимся в домах, 
А всего-то - ветки взмах". 
 
Но едва окно открыл я, показались клюв и крылья - 
И шагнул из ночи Ворон, и - крыла тяжёлый взмах, - 
Чадо вечности и ада, воспарил на бюст Паллады... 
Мне за слёзы так и надо - слишком горем я пропах. 
Ну какой он мне ответчик, если горем я пропах. 
Скажет только "Крра!" - на "Ах!.." 
 
Как он важен, как он важен, видом чёрен, да не страшен, 
И едва ль его жилище - на Летейских берегах. 
Может быть ли птицей рая, то, что видом Ворон ада? 
От тебя узнать мне надо, как зовёшься в тех мирах?
Ну, давай! Промолви, Ворон, как вас кличут в тех мирах?
Ворон громко каркнул: "Крах!" 
 
Я отпрянул: что за диво? Птица, стало быть, учтива, 
Хоть запуталась, бедняга, в разных птичьих именах. 
Вышло чётко; но, однако, имя - нечто вроде знака, 
Можно звать и так, и всяко, но какой же вертопрах   
Тварей пусть больших и чёрных, но - своих домашних птах 
Заклеймит прозваньем "Крах"?
 
Как он прочно сел над дверью! - видно, чувствует доверье. 
В этом чудится мне нечто, промелькнувшее в мечтах. 
Где мечты?.. Где шатья-братья?.. Не могу друзей собрать я, 
Словно некое проклятье на моих лежит друзьях. 
Что мне нужно, чтоб остался хоть бы ты в моих друзьях? 
Ворон горько каркнул: "Крах!" 
 
Вздрогнул я. За чёрным словом - жалким жизненным уловом - 
Чей-то тяжкий крест увидел на надеждах и делах. 
Был хозяин птицы нытик, духом полный паралитик, 
Вы таких не окрылите, -  медленно, но верно чах. 
Ворон слушал этот лозунг, а хозяин чах да чах - 
Сам себе накаркал крах. 
 
Вещий Ворон, тощий Ворон, cловно горестный позор он 
Поневоле выдал миру: что ему в людских речах?.. 
Я придвинулся: наверно, понимает он неверно, 
Но - сиянье или скверну слышит он в cвоих словах? 
Что он, Ворон, понимает в человеческих словах - 
Для примера, в слове "крах"?  
 
Не "любовь" ли?.. Вдруг воскресло, как она садится в кресло, 
И опять сидим мы рядом и мечтаем при свечах... 
Может, ей, такой прекрасной, к высшим таинствам причастной, 
На земле - такой несчастной, место - там, на Небесах? 
Для неё, кого с рожденья ждали там, на Небесах, 
Смерть - Призванье, а не крах?.. 
 
И в ответ мне - полузримо, в клубах ладанного дыма 
Появились серафимы с горним блеском на челах. 
"Вот мне знак! Теперь я знаю: горем я Ленор терзаю!.. 
Жечь, как я сейчас дерзаю, душу на ночных кострах - 
Пусть оставлю! - и тогда мне вместо жизни на кострах 
Будет..." Каркнул Ворон: "Крах!" 
 
"Ты, подделка под пророка, что казнишь меня до срока? 
С виду глупая сорока, но - знаток в иных вещах. 
Не в пустынях злого рока, не на папертях востока, 
Не в cвоем краю порока, так в иных каких краях - 
Предскажи - какое средство стать беспамятным как прах?!" 
Ворон горько каркнул: "Крах!" 
 
"Ты, подделка под пророка! Ты не морок, ты морока. 
Дай иллюзию до срока отыскать в твоих словах!.. 
Подтверди мне, не переча, что блаженной будет встреча, 
Что Ленор, затеплив свечи, ждёт меня на Небесах. 
Что же - ну, ответствуй, демон! - ждёт меня на Небесах?" 
Ворон горько каркнул: "Крах!" 
 
"Вот и знак, пернатый дьявол: неба враг, ты вновь слукавил, 
Ты пронзил мне сердце клювом, - изыди, вселенский прах! 
Не переча, не пророча - прочь, залетный отпрыск ночи, 
В дверь, в окно - решай, как проще, каркай там, в пустых полях. 
Что тебе в моих мученьях, что тебе в моих мечтах?.." 
Ворон горько каркнул: "Крах!" 
 
Восседает до сих пор он, злейший Ворон, вещий Ворон, 
Зимней вьюгою оборван, стережет меня в дверях. 
Взгляд - как огненная спица, и хотя недвижна птица, 
Тень под нею шевелится, тень, как крыльев тяжкий взмах, 
Мне из глуби этой тени явственнее мой промах, 
Все роднее слово "крах".