Как-то в полночь, в час кромешный я склонялся, безутешный,
Над трудом старинным, грешным, силясь вникнуть в суть его.
Я уже дремал над томом, только вдруг развеял дрему
Стук почти что невесомый в дверь приюта моего:
Верно, путник незнакомый у порога моего.
Путник, только и всего.
О, я помню... Это было в декабре - глухом, унылом,
Угасал камин остылый, меркли блики вкруг него.
Я над книгой ждал рассвета: гнал я скорбь, но нет совета,
Как вернуть Линор - луч света - что была как божество...
Имя ангельское это, что манит как божество,
Здесь навек теперь мертво.
Смутно-горестный, усталый шорох шторы темно-алой
Полнил дрожью небывалой недра сердца моего.
И чтоб страх унять немного, я твердить старался строго:
"Это путник у порога просит в дом впустить его,
Поздний путник у порога просит приютить его.
Вот ведь только и всего".
Чуть окрепнув духом здравым, я сказал довольно браво:
"Сэр иль мэм, простите... Право, я молчал лишь оттого,
Что слегка дремал в печали; вы ж так робко постучали,
Что расслышать мог едва ли, ведь не ждал я никого".
Тут я дверь в печальной зале распахнул... И никого -
Темень, только и всего.
Сам не зная, что со мною, долго я стоял пред тьмою,
Полон грез, каких земное знать не смеет существо,
Но в безмолвье беспросветном лишь "Линор!" - призыв заветный -
Прозвучал, но тщетно, тщетно я во тьму шепнул его:
Только эхо чуть приметно возвратило мне его.
Эхо, только и всего.
Жгла душа невероятно... Но лишь я ушел обратно,
Снова стук! Теперь уж внятно я расслышать смог его.
Ну конечно, это что-то за оконным переплетом!
Миг - и я узнаю, кто там, чье же это озорство,
Может, ветер мимолетом впал по-детски в озорство?
Ветер, только и всего!
Распахнул я створ оконный... И шагнул из тьмы бездонной,
Будто лорд во время оны - нет важнее никого,
Древний ворон: без смущенья он поправил оперенье
И взлетел на возвышенье возле входа моего -
На Паллады бюст - и тенью сел у входа моего.
Ворон, только и всего.
Этот гость, чернее сажи, вызывал улыбку даже,
Столь надменен был и важен облик траурный его.
"Хоть твое не блещет платье, ты, - сказал я, - смел и знатен,
Славишь мрачной древней статью край, где Ночи торжество;
Как зовут тебя - дай знать мне - там, где Ночи торжество?"
Молвил ворон: "Ничего!"
Удивился я изрядно, что ответ вполне был складным,
Хоть, по сути, безотрадным: мало проку от него!
Ведь возможно ли такое, чтобы кто-то пред собою
Видел в собственных покоях у порога своего,
Над скульптурной головою возле входа своего -
Птицу с кличкой "Ничего"?
Но мой гость, воссев как идол, лишь одно мне слово выдал,
Будто в слове этом видел все свое он естество,
И застыл в безмолвном бденье без единого движенья.
"Всё ушло: друзья, стремленья... Знать, - вздохнул я, - и его
Унесет как сновиденья; что-то выманит его..."
Тут изрек он: "Ничего!"
Изумлен и озадачен, сколь ответ его удачен,
Я подумал: не иначе, этот возглас у него
От хозяина былого, что страдал от горя злого,
И, не в силах сбить оковы безнадежья своего,
Повторял всего три слова средь мытарства своего:
"Не осталось Ничего...".
Так худы у птицы чресла, что улыбка вновь воскресла.
И тогда, подвинув кресло к трону гостя моего,
В лоск лилового вельвета сел я в поисках ответа:
Что сказать хотело это колдовское существо,
Старше Ветхого завета мрачно-злое существо,
Скорбным криком "Ничего"?
В размышленье - долгом, спорном - я молчал пред гостем черным,
Хоть мне душу жег упорно огненный зрачок его.
И сидел я как в тумане, и клонилась к мягкой ткани
Голова, и ламп мерцанье обняло меня всего...
Но она своим дыханьем - та, что мне милей всего -
Не коснется ничего!
Вдруг густым кадильным дымом потянуло, будто мимо
По коврам моим незримо ангел шел... И оттого
Я вскричал, благоговея: "Шлет Господь мне панацею
От любви, что я лелеял, от страданья моего:
Выпью и - забыть сумею тягость горя моего!"
Молвил ворон: "Ничего!"
"О, провидец! Будь ты птица, будь ты дьявола десница,
От грозы ль спешил укрыться иль из Ада самого
Послан мне - не зван, не прошен - но уж коль сюда заброшен,
В дом, что Горем запорошен, дай ответ, я жду его:
Есть ли средство, чтоб о прошлом не скорбеть, избыть его?"
Молвил ворон: "Ничего!"
"О, провидец! Знак проклятья! Будь хоть кем, - вскричал опять я, -
Умоляю пред Распятьем, а оно святей всего!
Дай ответ: когда уйду я в мир иной, хоть там смогу я
Видеть ту, о ком тоскую - ту, что словно божество?
Ну хоть след Линор найду я - той, что словно божество?"
Молвил ворон: "Ничего!"
Я вскочил: "Прощай! Нет мочи слушать то, что ты пророчишь;
Возвращайся в бездну Ночи, где Плутона торжество!
Чтоб от слов твоих и взгляда ни следа, исчадье Ада,
Не осталось: прочь с Паллады, прочь из дома моего!
Клюв свой лживый, полный яда, вынь из сердца моего!
Слышишь, нечисть?" - "Ничего!"
Недвижим в своей гордыне, он сидит, сидит поныне
Там - на мраморной богине возле входа моего;
Он как будто демон спящий, и в судьбе моей пропащей,
Кроме тени леденящей, что исходит от него,
Впредь не будет - кроме вящей темени вокруг него -
Ничего, уж ничего!
1992-2017 Перевод Олега Тиходеева
Опубликовано в журнале "Нева" 2018, ?6, с. 175-177.
==========================
ПРОБЛЕМА СОХРАНЕНИЯ СТРУКТУРЫ ТЕКСТА ПРИ ПЕРЕВОДЕ 'ВОРОНА' ЭДГАРА ПО
'Ворон' Эдгара По занимает в мировой поэзии лидирующее место по количеству переводов. В частности, известно около 50 переводов этого стихотворения на русский язык. Однако оригинал настолько сложен по своей структуре (смыслового и стилистического аспектов я не касаюсь), что некоторые задачи остаются нерешенными даже в наиболее удачных переводах. Я остановлюсь на четырех ключевых проблемах, имеющих отношение к общей структуре текста.
Прежде всего, очень непростая задача - сохранить единую сквозную рифмовку во 2-м, 4-м, 5-м и 6-м стихах всех строф. Даже такие корифеи как Мережковский, Бальмонт, Брюсов, Жаботинский и Зенкевич использовали в разных строфах разные рифмовки, что заметно снижает общее впечатление. Сохранить единую сквозную рифмовку удалось менее чем в трети опубликованных переводов.
Вторая проблема связана с малым рефреном 'nothing more'. В оригинале он использован во всех строфах до введения основного рефрена, за исключением строфы II. Таким образом, оригинал имеет следующую структуру: строфы I, III-VII - малый рефрен, строфы VIII-XVIII - основной рефрен. Насколько я знаю, такая структура сохранена только Виктором Топоровым.
Третья проблема касается системы внутренних рифмовок. В каждой строфе оригинала строго выдержаны одинаковые рифмовки в 4-м и 5-м стихах. Эту схему сохранили всего лишь несколько переводчиков: Владимир Жаботинский, Валерий Брюсов (в первом варианте), Валерий Ананьин, Сергей Петров, Владимир Саришвили (во втором варианте) и Скоффер 2005. Но даже если исходная схема соблюдена, в ней могут встречаться множественные повторы одной и той же внутренней рифмовки в соседних строфах (в оригинале есть лишь один подобный повтор: речь идет о строфах III и IV). В частности, излишние (тройные или даже четверные) повторы характерны для переводов Владимира Жаботинского.
Наконец, главная проблема связана с переводом основного рефрена 'Nevermore'. Традиционный вариант 'Никогда' уже давно считают неудачным: он плохо согласуется с оригиналом по своему звучанию и неизбежно заставляет прибегать к сомнительным рифмам наподобие 'всегда - никогда', 'когда - никогда' или 'тогда - никогда'. Кроме того, по мнению многих специалистов, в звучании слова 'Никогда' нет зловещей 'вороньей интонации'. В этом плане предпочтение обычно отдают прямому переносу 'Nevermore' из оригинала. В данном случае используют различные рифмы на -ор/-ёр, имитируя рефреном карканье ворона (Нэвермор). Однако в реальной англоязычной речи (даже американской) при произнесении 'nevermore' ни одна из двух 'r' практически не слышна |nɛvəˈmɔː|. Даже в тех случаях, когда это 'r' уловимо, оно кардинально отличается от жесткого русского 'р'. Поэтому при попытках использовать русское 'р' в рефрене, особенно в качестве последней буквы, резко нарушается мелодичность всего стихотворения. Кроме того, идея о том, что произносимое вороном слово обязательно должно содержать букву 'р', не согласуется с тем фактом, что в английском языке наиболее точным аналогом глагола 'каркать' является слово 'caw', в котором нет ни одной 'r'. Традиционно упоминаемые 'croak' или 'crow' означают любой громкий крик: 'каркать', 'кукарекать', 'квакать', 'крякать' и т.п. (см. Oxford Advanced Learners Dictionary of Current English). И наконец, в оригинале ни разу не сказано о том, что ворон каркнул: при описании прямой речи ворона использованы глаголы 'quoth' ('молвил', 'произнес') или 'said' ('сказал'). Прочие варианты перевода основного рефрена такие как 'Никогда уж с этих пор' (Дмитрий Звенигородский), 'Никогда тому не быть' (Дмитрий Гольдовский), 'Ни разу впредь' (Эльмира Мустафаева), 'Не вернуть' (Василий Бетаки, Александр Милитарев), 'Не вернем' (Валерий Ананьин), 'Возврата нет' (Виктор Василенко), 'Все прошло' (Николай Голь), 'Приговор' (Виктор Топоров), 'Крах' (Игорь Голубев) или 'Отнюдь' (Сергей Махов) тоже не в полной мере соответствуют оригиналу. В связи с этим, вопрос о поиске адекватного перевода основного рефрена остается открытым.
Таким образом, ни один из опубликованных русскоязычных переводов 'Ворона' не соответствует общей структуре оригинала.
В предлагаемом мною переводе, как мне кажется, найдено удачное решение перечисленных проблем. Привожу краткое описание моего варианта:
1. Все строфы имеют единую схему рифмовки: aaabcccbcbb. Насколько мне известно, ранее такую схему использовал только Виктор Топоров. Дополнительные рифмы во 2-м и 5-м стихах повышают мелодичность и не противоречат оригиналу, поскольку в некоторых строфах (например, II и III) использованы самим Эдгаром По;
2. Одинаковые рифмовки в 4-м и 5-м стихах выдержаны во всех строфах.
3. Впервые применена единая сквозная рифма -го/-во;
4. Схема расположения концевых рифм в точности соответствует оригиналу (строфы I, III-VII - малый рефрен, строфы VIII-XVIII - основной рефрен);
5. В качестве малого рефрена впервые использовано словосочетание 'только и всего'. На мой взгляд, оно более мелодично, чем традиционное 'больше ничего';
6. В качестве основного рефрена впервые использовано слово 'ничего'. Данный рефрен выбран по следующим соображениям:
" По своему звучанию слово 'ничего' наилучшим образом (из всех ранее использованных) соответствует 'nevermore' в оригинале;
" По своему смыслу (т.е. по степени безнадежности) слово 'ничего' не только не уступает слову 'никогда', но даже его превосходит, поскольку имеет более широкое значение, одновременно охватывая как время, так и пространство;
" Вполне прозрачный намек на 'ничего' имеется непосредственно в оригинале. В строфе XV на вопрос '...is there balm in Gilead?' напрашивается ответ 'no' или 'nothing' (т.е. именно 'ничего'). Он представляется здесь даже более логичным, чем рефренное 'nevermore';
" Отсутствие букв 'р' в слове 'ничего' не является проблемой (см. выше);
" Слово 'ничего' (в отличие от 'никогда') можно произнести со зловещей 'вороньей интонацией';
7. Использование слова 'ничего' в качестве основного рефрена вместо традиционного 'никогда' или ему подобных потребовало внесения некоторых корректив в изложение, но они, на мой взгляд, минимальны и не нарушают семантику стихотворения;
8. Сделан точный перевод всех слов, выделенных в оригинале курсивом. Курсив сохранен.
Помимо рассмотренной общей структуры, оригинал содержит и локальные структурные элементы, затрагивающие лишь отдельные строфы и стихи. Это эпифора в первых стихах VIII и XII строф, полное совпадение первых стихов в XV - XVI строфах, повторы в 5-м стихе XV строфы (Is there -- is there ... tell me -- tell me), повторы в 1-м стихе XVIII строфы (still is sitting, still is sitting) и некоторые другие. Безусловно, было бы крайне заманчивым попытаться воспроизвести и эти элементы. Однако с учетом того общеизвестного факта, что русские слова, как правило, длиннее английских аналогов, неизбежно приходится жертвовать какими-то нюансами. Вряд ли здесь могут быть единые требования. Каждый переводчик, опираясь на собственные предпочтения, ищет оптимальный баланс между сохранением структуры, семантики и эмоциональности. Я, например, уделял наибольшее внимание смысловым и эмоциональным нюансам, а также музыкальности и общей связности текста.
Я не являюсь профессиональным поэтом. Я - генетик с большим опытом написания стихов и прозы для различных праздников, капустников и т.п. Когда я еще учился в школе (70-е годы), моя учительница английского языка, Мирра Генриховна Бородицкая, предложила мне перевести 'Ворона', надеясь, что у меня получится нечто интересное. С тех пор эта идея меня не покидала. Я начал работу над переводом в 1992 году, находясь на стажировке в США, но смог закончить только в 2017. Так что на реализацию ушло 25 лет.
Безусловно, предложенный мною перевод не претендует на идеальность. Тем не менее, как мне кажется, сделан важный шаг в поисках оптимальных решений при переводе 'Ворона' на русский язык.
Тиходеев Олег Николаевич
Доцент кафедры генетики и биотехнологии
Санкт-Петербургского государственного университета.
Опубликовано в журнале 'Нева' 2018, ?6, с. 177-179.