Аннотация: Кусочек из жизни квалифицированного бомжа
Вжик, вжик. Желтые игрушки, расперетак их. Ну, вот, еще одна доска готова. Славный стеллажик получится... Мой принцип: от стены до стены. Квартира должна быть как ЭВМ: рабочее поле (середина комнаты) - процессор, склады (шкафы,
стеллажи, полки) - память. Ну, и внешние устройства (полати, клозет и прочее). Приятно крепить, когда от стены до стены: у стеллажа (если прочный) только одна степень свободы остается: падать на наблюдателя. Достаточно в двух местах прихватить. Если доска - сороковка или, хотя бы, как сейчас, тридцатка - самое милое дело, в противоположные стенки по шлямбурному крюку, и на стеллаже вешаться можно, от стены не отдерешь. Только разбирать плохо, шлямбурный крюк - это навеки. Впрочем, нет, нынче стены такие, что, того гляди, вместе с куском стены отвалится. Тем более, Василиса просила, чтобы разборный был. Приходится на шпильках делать. Сколько я на эти шпильки селеновых выпрямителей разобрал - не перечесть. А иногда не хватает, приходится на гвоздях резьбу нарезать, а гвоздей нынче - днем с огнем...
Во, последняя доска. Тьфу, сколько стружек накопилось- по колено. Не забить бы мусоропровод, придется в рюкзаке на помойку тащить. Ну, ничего, не в первой. Хороший у меня рюкзак, когда-то в него и байдарка, и все мое походное барахло влезало. Одно плохо, в дверь с трудом пролазит. Ну, ничего, утяну посильнее, и бочком, бочком... Стоп! Чуть не забыл, надо ключи взять - а то бы пришлось через балкон лезть, а тут соседи меня еще не знают. Когда звонишь в дверь и просишь разрешения воспользоваться балконом, реакция бывает всего двух видов. Первый вид: "А что, ключ найти трудно? ну, подождал бы, пока жена (мама, сестра, хозяин) вернется." - боятся, что вор. А какой вор так полезет? Опознают! Разумеется, если потерпевшие из класса начальников, но у пролетария-то и красть толком нечего! Пустые бутылки да телевизор разве... А второй вид реакции такой:"А не опасно ли? А как же страховку сделать? А вот у нас веревка есть, может, подойдет?" Ну при чем здесь веревка? Если бы на скалах такие надежные зацепки были, так и в горах бы без страховки ходили. Когда Тимку накрыло, помогла ему страховка? Мы тогда для акклиматизации на разрушающийся пупырь лезли, а от него такие каменные гробы отваливались, издали очень похожие на фортепьянные клавиши. Ну, я одну "клавишу" отколол, Тимка страховал, и готово дело. Она сперва очень медленно падала, но Тимка все равно не успел отпрыгнуть, боялся страховку отпустить... С тех пор я не хожу. Звали, но я про Тимку вспоминаю и не могу, сразу думаю: одного пришиб - мало? Проплыть по веселой речке (особенно - с веселой девицей) - еще туда-сюда, но вверх лезть - брр! Как подумаю, а вдруг придется труп сносить - мурашки по коже. Лучше десять поломанных, простуженных, обмороженных, чем один труп... Ощущаешь, что хоть что-то важное делаешь, что каждая минута во много раз ценнее, чем обычно.
Хватит воспоминаний, центральный процессор для другого нужен: как эти доски на стене разместить. Детали, конечно, с Федосеем обсуждать надо, но торцы-то все равно заделывать одинаково. И дырки сейчас пробить надо, а то Васька вернется, начнет охать:"А не повредищь ли коммуникацию? Вдруг там труба?"... Да, поистерся мой шлямбур, скалу такой уже не взял бы. Скоро на дрель переходить придется...
До чего же новая пила хорошо берет, прямо на глазах в деревяшку вгрызается. Это мне Федя подарил. И рубанок новый - тоже его подарок. Только он просил мой старый ему оставить, когда я к Нюрке уйду. Есть договоренность: кончаю стеллаж, к шкафу в другой комнате делаю дверцы (еще надо придумать, из чего), подрезаю ножки у тахты (еще нужно выяснить, на сколько), и к Нюрке. Нюрка хочет, чтобы у нее кровать на день в шкаф превращалась, а то ей стыдно, что она - одинокая девушка, а как кто приходит, первое, что видит - широкий сексодром. Это она в "Науке и жизни" такой проект видела, чтобы кровать "на попа" и в стенку...
Вот бы еще электроотвертку заиметь, а то крутишь, крутишь... Нюрку, что ли, просить? Или Феде с Васькой намекнуть, когда стеллаж хвалить станут?.. До чего же здорово с "тридцаткой" работать! Положил - и не прогнется, и не поведет ее, как книжек навалят. Что может быть лучше "тридцатки"? Только, разве что, "сороковка". Или "пятидесятка". Но где же в годы экономной экономики "пятидесятку" найдешь? Если только к стройке времянку тянули и подпирали толстыми досками - тогда надо не прозевать: как бытовку (строительный домик) увезли - значит, все, больше ничего демонтировать не
будут, подходи и бери среди бела дня, пока все оставшиеся бревна и забор в большом костре не спалили. Так вот, "тридцатка" - это хорошо, не то, что "двадцатка" какая-нибудь. С "двадцаткой" я однажды намучился. Как пошли вертикальные стойки играть - спасу нет. Спонтанное нарушение симметрии
приключилось, когда книги расставили, пришлось каждую стойку на стену вешать. А вот "тридцаточку" я расклинил между полом и потолком - она и стоит, как вкопанная. Это при том, что я ее еще полками между противоположными стенами не распер. Да, ведь у меня есть предварительный план, я по нему если не
пилить, то хотя бы разметить могу...
Много мы с Федосеем досок притащили, останутся. Может, и зря я все их обстругивал, но привычка: пока материал не подготовлю, не примеряю.
- Мама, а Мотя теперь всегда у нас будет жить? - это Василиса привела Катю из детского сада.
- Девчушки, привет! - я почти бегу, чтобы взять у Василисы сумки. - Буду жить, пока стеллаж не кончу.
"Чмок" в щечку одну, "чмок" другую, а я, надо сказать, оголодал, за работой обедать всегда забываю, и, пока несу сумки на кухню, булку щиплю.
- Мотя, ты вроде Кати стал. Потерпи, у меня тефтели-полуфабрикаты, сейчас сделаю.
Ну что ж, тефтели, так тефтели. Я смотрю в угол, где в бидоне киснет бражка, и подмигиваю Василисе:
- Вась, может, пора ректификатор запускать?
- Да провоняешь опять всю кухню, давай хоть поедим по-человечески...
- Я же переделал уплотнение...
Я действительно повозился, чтобы самая легкая фракция шла прямо в вентилляционный люк, и мне обидно, что Васька даже не взгланула на мое творение.
- Вот папа не курит за ужином, и ты не должен вонять - встревает Катя.
Я жду, что Василиса поставит ее на место, но напрасно, и мне еще обиднее. В чужой монастырь... Ничего, я завтра перегоню, пока стойки буду ставить... Как будто Федя специально для меня притащил ректификационную колонку и теперь сбраживает в большом бидоне всякую гадость... Катя болтает без умолку, я мотаюсь по тесной кухне, чтобы освободить проход то к плите, то к холодильнику, а Василиса руководит:
- Ты куда в сапожках вперлась?.. Ты бы хоть сел в угол, не мешался!.. А руки мыла?..- Ее благодушие растаяло без следа
- А Мотя сел за стол и не помыл руки!
- Я забыл, спасибо, что напомнила. - Мы с Катей идем мыть руки. Я вижу, что Василиса греет только одну пачку тефтелей.
- Вась, я пообедать забыл, может, я с супа начну?
- Только отложи, все не грей! - Трудно ей самой погреть, видит же, что у плиты вдвоем не повернуться...
- Ты опять щепок по всем комнатам разнес! - Я покорно иду подметать. Когда я приношу пустое ведро, веник и совок на кухню, суп для меня уже греется, а на столе появляются грибочки и ветчина. Опять иду в ванну и, чтобы не отсвечивать на кухне, принимаю душ. Когда я сажусь за стол, мой суп уже в тарелке.
- Мы с Катей тефтели умяли, для тебя сейчас еще погреем. - И греет. Интересно, а Василиса обедала? Наверное, нет. Потому и злая была, пока голодная. Ну, и из-за булки еще, дурной пример...
Я доедаю суп, управляюсь со своими тефтелями, а потом помогаю Катюше (к огорчению Василисы). Зря Васька ругается, что их в детском саду не кормят, аппетита у Кати нет, вместо того, чтобы жевать, треплет языком. По-моему, она и минуты не промолчала.
- А почему мотин рюкзак весь в опилках?
- А почему ты сначала забрала меня, а потом стала в очередь за тефтелями? Тебе надо было сперва занять очередь, а потом идти за мной.
- А нам в детском саду сказали, что при коммунизме всю тяжелую работу будут делать роботы. А в очередях тоже роботы стоять будут?
- А у нас проверяли прививки. У меня покраснела, а потом немножко зажила, а тетя доктор сказала, что реакция нормальная, а у Адика вспухла, а тетя доктор сказала, что он восприимчивый. Мы его теперь так и дразним... А когда моя прививка совсем зарастет?
Мне налили чай, и я отключаюсь, начинаю думать совсем о другом. Как, например, провести К-мерное линейное многообразие по N точкам в М-мерном Евклиде методом наименьших квадратов. А если исходные точки распределены нормально, то как будет распределено среднеквадратичное отклонение? Распределение "хи-квадрат", что ли? А если не нормально?..
Появляется Федосей. Он долго приветствует меня, а узнав, что я забыл днем пообедать, предлагает ребус про кобылу, которая забыла поесть. Он не забывает обедать, но у них такая столовая, что уместно "если не забывать пообедать, то забывать, что пообедал". Когда я замечаю, что он говорит больше и громче, чем даже Катюша, Федосей объясняет, что ему так и надо, ибо он старше. Наконец, он соглашается замолчать, но заявляет, что его речь должна быть встречена бурным и продолжительным обедом, переходящим в ужин. Супа мы, правда, не едим, но мне достается еще пара тефтелей. Мы опять пьем чай, ставим ректификатор и идем примерять доски.
Федя с Васькой, натурально, ссорятся, никак не могут решить, как расположить проемы под белье и под телевизор, а также - нужен ли "запасной" проем. По-моему, Василиса хочет использовать все доски, а Федосей - доказать, что был прав,
когда мы таскали доски, а он после каждой ходки говорил, что уже хватит. Я прошу их хоть взглянуть на предварительный план, который Федя же рисовал, а Васька тут же правила, но они отмахиваются (в этом единодушны). Вроде, договорились.
Примерили. Начали рисовать "Окончательный План". Опять поссорились. Опять договорились. Обсуждение длится вечность.
Наконец, Катя садится смотреть "Спокойной ночи", а мы обнаруживаем, что уже готово по стопочке. Федя произносит доклад о преимуществах маринованных грибов перед солеными. Постепенно я понимаю, что никакого "Окончательного Плана" не будет. Придется делать, как я сочту нужным, а потом переделывать. Я перестаю на них давить и наслаждаюсь жизнью: Федя и Василиса ушли уговаривать Катю лечь, и меня какое-то время не трогают. Когда с Катей покончено, мы обсуждаем мебель,
торговлю, политику и постепенно доходим до самого верха. В таком разговоре годится любая позиция: на какую бы точку зрения ты не встал, ни у кого серьезного контр-аргумента не найдется. В конце концов Василиса говорит, что в моих рассуждениях что-то не так, но что - сейчас сказать не может, потому что то, что мы пьем, явно дышит метилом, а Федя ее нарочно спаивает. Мне становится почему-то очень хорошо, меня даже не огорчает то, что Федосей обозвал мои философские выкладки "демагогическими умствованиями".
Мы вовсе не буяним, а, наоборот, тихо ложимся спать. Я - в комнате с досками, а Федя с Василисой - у Кати. Когда Федя засыпает, Василиса будит меня, и мое блаженное состояние приближается к эйфории. Разговора про будущее избежать не
удается, но, к счастью, говорим только про ближайшее. Поскольку так, вечерами, работу спланировать не удается, Васька завтра или послезавтра выберется ко мне днем, а то Федосей своими "запасными проемами" только всех с толку сбивает.
Если будет нужно, Васька лучше сама лишние полки отвинтит,
только пусть я гайки не утапливаю слишком глубоко, а если
дверцы понадобятся, то меня опять позовут. Я ведь могу дверцы, сделаю к катенькиному шкафчику, да? - и так далее...
Всю ночь мне снятся стеллажи, превращающиеся в диваны,
кровати с запирающимися створками и тому подобная ерунда.
Стеллаж я собрал. Проемы для телевизора, белья и пылесоса оставил. Белье и пылесос задвигаются щитами из того же гетинакса, что и дверцы у шкафа. Гетинакс пришлось выносить с Нюркиной фабрики. В рюкзак он по ширине не влез, а веревок
не сообразил побольше взять, Нюрке пришлось сперва мне помочь (не потому, что тяжело, а потому, что неудобно), а потом ночевать у Васьки, потому что уже поздно, а ей утром на работу. Я опасался, что Василиса на меня за Нюрку обидится, но она поняла, что я не нарочно. Еще Василисе очень понравилось, как я тахту переделал. Я ножки подпилил и одел в вакуумные трубки. И Федя сказал, что "приятно подпружинивает". Хозяин - барин. По-моему, лучше на жестком. Мы ездили на чью-то дачу справлять чей-то день рождения. Взрослым было весело, а дети, по-моему, скучали. Им по траве побегать хотелось, а их не пускали, потому что
дождь. Если и было у них чего интересное, так это как я очки
Павлику чинил. Люба сказала, что эти очки Павлик уже несколько раз чинил, а новые не носит, а вот теперь, похоже, держаться будут, потому что я широкую заплатку положил, и что вообще я молодец, "пьян, да умен, два угодия в нем", и
все такое. А я не очень пьян был, мне, как и Нюрке, сухонького хотелось, а его как-то очень быстро прикончили, только спирт и самогон остались...
Утром мы с Нюрой никак не могли уехать. Сперва надо было опохмелиться, потом мне Федосей вручал новую дрель. Он еще вчера собирался, но не успел, под стол свалился. Васька хочет нас проводить, и нам приходится еще ждать, пока она покормит Катеньку. Под это дело нам наваливают с собой здоровую миску
винегрета, который здесь, теперь это уже очевидно, есть не будут.
Нам все-таки удается выбраться. В домике опять пьют, а мы с Нюрой уже идем следом за Федосеем, Василисой и Катенькой к остановке. Мы заезжаем за моими вещами. Федосей еще раз объясняет, как ему нравятся стеллаж, тахта, створки и все остальное, я снова подтверждаю, что, если ещё чего будет надо - всегда... Мы с Нюрой уходим; Василиса идет с нами, чтобы помочь отнести лишние доски. Оказалось, Нюра заначила две бутылки "сухача", и мы можем интеллигентно провести воскресный вечер. В ходе обсуждения, мы выясняем, что проявили культуру в том, что уехали во-время с дачи, в том, что заначили сухое, а также - в том, что, вместо того, чтобы драться, ведем светскую беседу. Потом Нюрка стала целовать Василису и рассказывать, как бы она была счастлива, если бы на работе ей все наименования передавали в таком хорошем состоянии, как Васька - меня. Было весело, но скоро Василиса уехала пообещав "заскочить" послезавтра, и сразу стало скучно, но, может быть, это и к лучшему. Нюрке перед работой надо выспаться.
На улице почти совсем светло. Нюрка ушла. На кухне выложены два яйца, колбаса, масло. Мы с Нюрой не успели договориться, куда именно должна убираться кровать. Похоже, и здесь придется делать "стенку". Досок, которые мы вчера принесли, не хватит. Нюрке надо красиво, она замуж хочет. Странно: квартира отдельная, и этого недостаточно, чтобы замуж выскочить. Как у Гоголя - "В былые времена приличные люди сами отправлялись невесту искать..." - а тут и с приданным, и трудности. Поприличнее мужика хочет...
Хорошо, Нюра догадалась ключ на гвоздике повесить - я за досками схожу. А еще надо шарнир сделать, то бишь ось, на которой тахта при уборке поворачиваться будет. Десятимиллиметровый винт - не будет ли слабовато? Можно трубку от лыжной палки приспособить. Только бы не скрипела... А вдруг Нюрке не нужна стенка? Книг-то мало. "Мастер и Маргарита", "Королева Марго", "Правда о великих", "Шьем и вышиваем", "беседы о домашнем хозяйстве", "Как закалялась сталь", "Человек в темных очках", "Чудеса без чудес", "Чекисты рассказывают", "Необычное в обычном", "Превращения без превращений", "Огневой рубеж". И стопка журналов. И полтора метра пластинок. В основном эстрада, но есть и классика. Все ясно. Не пойду за досками, лучше в соседний дом загляну. Его, кажется, только заселяют. Как шутит "Литературка", самое время для капитального ремонта. Точно, вот и еще одна машина с мебелью... Значит, костюм, сумка с инструментами (плохо, надо бы "дипломат"), ключ, пошел.
Бррр! Какой мерзкий дождик... "Сверлить стены надо?"... "Да, дюбеля мои, шурупы мои. Могу и повесить"... "На полтора сантиметра дешевле, но тогда ночью не храпите!"... "А вы знаете, теперь весь инструмент вдвое подорожал"... А в ответ
- "Нет, не надо", "Без мужа не надо", "Я как-нибудь сам", "Только учтите, стены крошатся" - это, наконец, деловой подход, эти уже пробовали сами. Лиха беда - начало...
Весь дом "обработать" за день, конечно, не успел. Перед глазами пятна, в ушах звон, коленки дрожат. Двери обивать куда приятнее. Но ведь это надо дерьмонтин (то есть, простите, коленкор, дермантина в продаже теперь не бывает) заранее достать, да хорошо бы разноцветный... (почти все выбирают черный, но клиенту важно знать, что он сам выбрал)... И гвоздики... По дороге подбираю три "двадцатки", о чем тут же жалею, они оказываются тяжелыми и норовят выскользнуть из рук. Надо было ограничиться двумя, но бросать жалко. И еще сумка мешается... На всякий случай звоню в дверь, и не зря. Дома нюрина мама:"Кто там?". Представляюсь. "Извините, я не одета". Лихорадочно ищу в записной книжке имя-отчество. "Здравствуйте, Софья Соломоновна! А Нюры нету?"
Софья Соломоновна приехала проведать, помочь по хозяйству одинокой девушке, Софья Соломоновна привезла в подарок Нюрочке белое платье, у Софьи Соломоновны дело в Москве, а еще надо купить колбасы, Софья Соломоновна пробудет недельку (!), Нюрочка плохо убирается, у Нюрочки что попало где попало валяется, Софья Соломоновна поможет Нюрочке убраться, а пока накормит меня чаем, а вот тут еще у нее холодец, а зачем я принес такие грязные доски, Нюрочка, наверное, скоро придет, потому что уже шесть часов, они с Нюрочкой угостят меня ужином... Я торопливо выношу мусорное ведро и выхожу в магазин за бутылкой.
Продавщице я говорю обычно прямо:"Две бутылки самого дешевого сухого вина". Дала, правда, крепленое, но если по градусам пересчитать, то по цене получится, как сухое. По телефону пытаюсь найти ночевку. Никого дома еще нет, автомат жрет одну монету за другой, я иду в другой, трачу еще несколько монет и дозваниваюсь, наконец, Любе. Объясняю ситуацию. Говорит, что, если я не найду к кому, они с Павликом и "бабой Шурой" (увы) меня разместят. Больше никому дозвониться не удается, и я возвращаюсь. Одну бутылку заначил, другую вручаю. Нюра тоже с вином пришла. Поужинали. Про высокие материи поговорили. Нюра разыгрывает спектакль гостеприимства, но ясно что надо уходить..
Я кручу и кручу диск автомата, и все без толку. Ваське зонить не хочется (надеюсь, она догадается Нюре позвонить), Натка устала и просит в другой раз, Светик-семисветик собралась на концерт, вернется поздно, у Настены и Ольги телефон не отзывается. Я уже два раза ходил менять монеты, и мне начинает казаться, что все моя сегодняшняя выручка ушла на вино и "двушки" . Это вздор, я еще и рубля не просадил, хотя замерзшие пальцы плохо слушаются и я в половине случаев попадаю не туда. Где в метро есть телефоны? "Комсомольская", "Парк культуры", а еще?.. Но в метро тепло, и хочется чего-нибудь определенного. Разумеется, я оказываюсь у Любы и Павлика. Меня поют чаем и кладут в детской. Дашенька болеет, и меня несколько раз будят. Утром Люба и Павлик исчезают, а баба Шура, то есть Александра Алексеевна просит меня сходить за лекарством. Потом догадалась, что надо покормить меня завтраком. Теперь - хоть в аптеку, куда скажете.
Ну и лекарства пошли, семь рублей за крохотную скляночку и несколько порошочков. Да еще смотрят подозрительно, как на наркомана... Деньги за лекарство баба Шура мне отдать забывает, но зато, узнав, что мне не идти на службу, вспоминает, что у них барахлит выключатель. Идиотский такой: под потолком коробочка, а от нее шнурочек. Коробочка болтается. Оказывается, провод переломился. Свет отключить нельзя: пробки на лестнице, а ключ от шкафчика у Павлика. Прошу разрешения одеть ботинки (помогут как мертвому клизма: одна фаза и так не бьет, а тут обеими руками надо орудовать). Приходится подстилать газету. Газета скользит по табуретке, но деваться мне уже некуда. Провод коротковат, и, пока я его зачищаю, он ломается вторично, на этот раз - вплотную к стенке. Выключатель болтается давно, одножильные провода искрошились. Вывинчиваю лампочку. Пытаюсь объяснить бабе Шуре, почему меня может ударить током, если лампочка в патроне, и как я могу этого избежать, если лампочка на диване. Я прошу у бабы Шуры иголку. Узнав, что иголка останется торчать в проводе, баба Шура начинает мне рассказывать, как теперь подорожали иголки и нитки. Тогда я прошу еще и нитку, чтобы хоть как-то укрепить высохшую изоленту. Баба Шура, оказывается, в первый раз видит, что провод пришивают к выключателю иголкой и ниткой. Она боится, что нитка загорится. Лицо мне терять нельзя, и я
с умным видом начинаю объяснять, что все было безнадежно испорчено, но я, как специалист, сделаю все в лучшем виде. Я забыл прокалить иголку и теперь, когда я ее загнал в огрызок провода, ее нельзя ни вытащить, ни загнуть. Картина: я пытаюсь винтиком привинтить к иголке проводок, баба Шура стоит руки в боки и заставляет читать ей лекцию по основам электротехники, а Дашка прыгает вокруг и поет идиотскую песенку. По-моему, она просто симулянтка. Когда иголка в третий раз выскальзывает из моего импровизированного зажима, Даша от восторга прыгает с кувырком на диван и садится прямо на лампочку. Лампочка почему-то не разбивается, но баба Шура все равно начинает меня ругать за то, что я специально положил лампочку на диван, а в ней - ядовитые газы. Наконец, эти мегеры уходят и я быстро все заканчиваю. Включает, выключает, не искрит, даже иголка с винтиком уместилась под крышкой. Кружится голова, и я ложусь туда, куда ни в коем случае нельзя класть лампочки.
Потом звонит Люба. Я слышу только половину разговора, но и по десятой его части можно понять, о чем речь. Люба просит, чтобы баба Шура покормила Дашу тем-то и тем-то, а тогото и того-то не давала, а меня, если не ушел, попросила починить выключатель. Потом Шура объясняет, какая она умная и какие все остальные непутевые...
Я еле успеваю скинуть ноги в ботинках с тахты, пока баба Шура идет ко мне от телефона. Демонстрирую работу. Баба Шура демонстрирует ссадину на потолке рядом с выключателем и
спрашивает, могу ли я достать побелку. Смешав с грязью, баба Шура начинает меня хвалить и возносит до небес мое умение и свою предусмотрительность, а потом предлагает пообедать, пока Дашенька заснула и не мешает. Пока она прыгает и скачет (это называется "болеет"), баба Шура с ней играет, а когда Дашенька заснет, баба Шура стирает, убирается и готовит. Баба Шура поставила передо мной еду и предложила самому брать. Может, надеялась, что я скромничать буду. Ты, говорит, не торопись, оставь для второго место. А я и не торопился, наелся до отвала.
Делать мне вроде бы больше нечего, и я собираюсь уходить. Уже оделся, звонит Нюра. "Ты извини, мама такая строгая, но ты приходи прямо сейчас, обстругай, а Василиса знает, как делать, она приедет и покажет; а мама чуть было твои доски не выкинула, но я отстояла; видишь, как я тебя люблю"...
Ключ от Нюрки у меня, действительно, остался. Пока Нюра трещит, я имею моральное право помолчать и собраться с мыслями. Впрочем, она логично излагает.
- "А твоя мама не очень испугается, если я заявлюсь?"
- "Нет, она уже домой едет, это ты ключ уволок, ну и правильно, только ты этим ключом не отпирай, а звони, мама, наверное, будет дома, потому что она уже поехала; звони в звонок, я с мамой договорилась; как Павлик мне сказал, я маму у тети Глаши поймала..." - и я еду к Нюркиной маме.
Когда я приношу еще несколько досок (так и валяются, никто не берет), Софья Соломоновна пытается накормить меня обедом. Я отказываюсь и начинаю строгать. Доски были сложены плотной стопкой, прикрыты сверху готовыми и, конечно, не высохли. Мне кажется, я опять попал к Павлику, так как Софья Соломоновна пытается подстелить мне газету и начинает руководить. По ее настойчивому совету я нацелил на сырые доски рефлектор (верный способ покоробить) и примеряю то, что осталось от Василисы (я имею в виду обструганные доски). Я размечаю дырки и начинаю сверлить. Вслед за Софьей Соломоновной мне начинает казаться, что Нюре не понравится мой выбор (тахта поднимается прямо над тем местом, где стояла раньше). Над тахтой полка, ее приходится перевешивать. Один шуруп я надеялся использовать, но полка едва держится, и дырку надо углублять...
Когда у меня была своя жена, она все время напоминала, что нужны полки, шкафы, стеллажи, полати. Когда я все это сделал, а потом еще два раза переделал, оказалось, что квартира может обходиться без мужчины. Вся электропроводка была выполнена бронированным кабелем, в каждой комнате было по десятку розеток с предохранителями, на каждой полке можно
было вешаться, а все щели в кухне, ванне и клозете были заделаны вакуумной замазкой и залиты авиационным клеем с сорокалетним сроком старения. Я просто физически ощущал свою ненужность. Белье стирала машина. Ботинки сушила специальная грейка. Пылесос крутился от мотора, втрое более мощного, чем родной, сгоревший. Над кроватями были вделаны кварцевые лампы. По окнам вились лианы. В этой квартире были уместны младенцы, старики, лесбиянки, школьники, но не альпинист физик. Мужчине там было не место. Может, жена и не выгоняла меня специально. Просто, когда я приладил подшипники к последней
сдвижной дверце, произошло недопонимание. Я ждал, что в награду буду какое-то время как в масле сыр кататься, а жена ждала, что теперь-то я смогу свободное время уделять ей: "Ах, так ты остаешься ночевать? Да хоть вообще не приходи!" Я имел неосторожность объяснить ей, что после двенадцати подвигов Геракла полагается тринадцатый, и этого оказалось достаточно. Отделывая квартиру, я перестал быть любовником и физиком, а стал слесарем, столяром, плотником, репетитором, монтажником, то есть специалистом по всему и тем самым - ни по чему. А тут еще на работе началось...
Софья Соломоновна обсуждает со мной столярное ремесло. Я вспоминаю, что у меня еще нету оси. Вот бы достать дверные петли! Софья Соломоновна достает из кухонного стола два громадных гвоздя. Может быть, именно их мне и надо, но я отгородил свое сознание от идей Софьи Соломоновны, и даже здравую мысль воспринять не могу... А если сделать попросту - вовсе без оси? Поднять тахту, она съезжает в специальную нишу. А обратно... Нет, не годится, Нюра не сумеет ее приподнять, чтобы опять разложить. Примеряю так и эдак, ничего не получается. Все-таки ось нужна. В подъезде стояла гимнастическая палка, обломок. Сбегал. Конечно, коротка. Можно было сразу сообразить. Ладно, потом что-нибудь придумаю. Пробую строгать. Еще сырые. Опять сверлю. Софья Соломоновна многозначительно говорит, что ей надо на базар за овощами и фруктами и, действительно, уходит.
Я сверлю, стучу, вбиваю, вкручиваю, вешаю и снова начинаю строгать. Пока вешал, от рефлектора едва не случился пожар, но зато мне удается обстругать две доски. Я проветриваю и мету стружку, когда по очереди появляются: Нюра, Софья Соломоновна, Василиса и... Люба. Они с Павликом тоже хотят, чтобы кровать на день превращалась в шкаф, а то Дашка на нее прыгает и скоро сломает пружины. Я робко возражаю, что поролон не сломается, разве что тряпочка протрется, а присесть некуда будет, и тогда от меня требуют еще деревенскую скамью вдоль стены. Я так понял, чтобы гости не засиживались...
Мы пьем чай, и Софья Соломоновна вдруг объявляет, что ей надо возвращаться в Шатлино.
Ей удалось купить колбасы и даже ветчины и она начинает торопиться к любимой электричке. По-моему, как раз "час пик", но я дипломатично молчу. Так проблема жилья неожиданно решается. Значит, у Нюрки, потом - к Любе и Павлику...
Мои мозги прочищаются и я вспоминаю, что во дворе торчит водопроводная труба, это же замечательная ось! И для Нюрки выйдет, и для Любы с Павликом останется... Я хватаю ножовку и выбегаю, ломаю от какого-то пьяного восторга полотно, но все-таки возвращаюсь с куском трубы. Не такая уж она ржавая. Софья Соломоновна уже ушла, а девочки уже все примерили опять накрывают на стол. Меня обзывают канализатором; мою одежду бросают в стиральную машину, а меня гонят в ванну...
Нюра приготовила мне халат и начинает объяснять план Василисы. Девочки все время чокаются и тарахтят без умолку. О чем говорит каждая, понять трудно, но я и не стремлюсь. Чудится белый шум водопада. Иногда они произносят мое имя и тогда гладят меня или целуют. Люба приготовила что-то очень вкусное, но мне не дают вставить словечно, чтобы спросить, из чего это сделано. Мир становится добрым и ласковым, потому что сквозь узкую щель между свинцовыми тучами в окошко светанул озорной лучик. Боже, какое счастье, неужели это надолго? Пусть это мгновение продлится, ах, если бы на этом месте автор перестал писать даль
