Переводы С Джейсона Пресли

Not That It Can, That They Say It Can;
Not That It Can't, That They Say It Can't.

They say this steel chair can survive a fall from the top
of the Eiffel tower*, but if
they have not tried it
how would we know
they speak
the
truth
and
if
they had
ever tried it,
would we believe them
or would we say that nothing could
survive a fall from the top of the Eiffel tower.

*This was told by a tour guide to our group concerning an actual chair at the Pavlovsk Palace.

Не Потому "Да", Что Говорят, Что "Да";
Не Потому "Нет", Что Говорят, Что "Нет".

Говорят, что этот стул из стали выдержит падение с верхушки
Эйфелевой башни*, но, если
они не проверяли,
как знать, что то,
что говорят нам -
это
правда
а
если бы
они пытались,
поверили бы мы
или сказали, что ничему нельзя
спастись, упав с верхушки Эйфелевой башни.

* Это сказал нашей группе экскурсовод по поводу некоего стула в Павловском Дворце.

Dominos
(for Dima Kuznetsov)

I knew them only as toys:
how to
line them
up on
one end
and push
them down.

They knew more:
how to
hold them -
stacking
one on top
of the other,
four cupped in the left hand,
three in the right;

how to
play them -
flipping one out of
either hand,
slapping it on
the polished marble,
and sliding it in place;

how to
count them -
knowing if they would
win or lose
four turns
before the
end;

how to
smoke with them in both hands -
a long drag
in one corner of the mouth,
then reversed out the other
in a gust towards the ceiling,
the steam of strategy, cloud of reason.

Knowing I had no place among them, knowing they had
arrived somewhere I could only name somewhere and
knew things I could only name things, I lined up my
dominos in the shape of a black-and-white question mark
and waited for them to knock the first one over.

Домино
(Диме Кузнецову)

Я знал их только как забаву:
как
выставлять их
на
ребро
и сталкивать
их ряд.

Они узнали больше:
как
держать их -
выкладывая
одну вслед
за другой,
четыре собраны в левой руке,
три в правой;

как
играть ими,
выхватывая каждую
из-под руки,
нашлёпывая
на
гладкий мрамор,
и продвигая
на место;

как
высчитывать их,
зная, кто
выиграет или проиграет
за четыре круга
до конца;

как
курить, не прерывая теченья -
долгая затяжка
одним углом,
выдох - другим -
клубы под потолок -
пары стратегий, облака сознанья.

Понимая, что мне нет места среди них,
зная, что они пришли куда-то,
что я только лишь назвал бы как "куда-то"
и знают что-то, для меня
известное как "что-то", я расставил
свои костяшки в чёрно-белой форме
вопросительного знака и ждал
когда они мне опрокинут первую в ряду.

The Room-Keeper

The room-keeper draws sharp lines
between the tourists and the exhibits;
hands link behind the back in dutiful respect,
hats bow swiftly under her keeping eye.

Other keepers don't know their rooms,
have killed its noble spirit in trivial neglect
for sacred facts; the secret edicts that still stain the quill
pen, the price of books, the weight of clocks - ignored.

But there is sanctity in each polished item,
prayerful reverbation in each waxed floorboard.
When the present soured, memory kept many
from starving, custom from quitting.

Hunch-backed and age-beaten, this great-grandmother,
this keeper of keepers, earns her keep sitting
displaced tourists, hourly room-floaters.
Both she and they pass unremembered, she peacefully.

Смотрительница

Бросает ломаные линии смотрительница
между туристами и экспонатами;
за спину убираются с почтеньем должным руки,
снимаются поспешно шляпы под её следящим оком.

Прочие не знают своих комнат,
убили благородный дух простым пренебреженьем
фактами святыми; указов тайных пятна, ещё не высохшие на гусиных
перьях, значенье книг и вес часов - забыты.

Но в каждом полированном предмете существует святость,
отзвуки молитвы в каждой плитке навощённого паркета.
Когда скисало настоящее, память хранила многих
от истощения, обычай от забвения.

Согбенная, разбитая годами, эта прапрабабушка
этот страж стражей, бдит, опекая
разрозненных туристов, ежечасных комнат челноков.
И те, и эта - все уйдут в забвение, она - в спокойствии.

A Face In The Glass

Who are you, ghastly glassy face;
ghastly in motion, in passing
through me so freely, as if I
weren't here, as if you were
fluid and I merely membrane?

Who are you, ghastly glassy face;
ghastly anonymous, featureless,
streaking my memory so starkly,
you who are so clearly unclear,
so really unreal and so glassy?

Лицо в Стекле

Кто ты, мертвенно-бледное стеклянное лицо;
в движеньи призрачное, в прохожденьи
сквозь меня, как если бы я
не существовал здесь, как если бы ты было
текучим, а я - простой мембраной?

Кто ты, мертвенно-бледное стеклянное лицо;
потусторонний аноним, лишённый черт,
так непреклонно будоражащий мне память,
ты, что так ясно и размыто,
естественно и нереально, так стеклянно?

The Windowless

without windows,
these buildings startle me
like first meeting a blind cousin
who unwittingly stares -
the unsettling vacancy
strangely still reflective, ghostly;
like the sudden
confrontation of a foreign self -
the light on the plaster surface
darkening the clutter within;
like the fleeting recognition
between two strangers -
the missing panes
the frames square and devouring;
like awareness unwanted,
the terrifying revelation -
the windowless

Безоконье

дома без окон
меня вгоняют в дрожь
как первое знакомство со слепой кузиной
которая непроизвольно на всё глазеет -
неустроенная пустота,
однако странно отражающая всё, потусторонне;
как неожиданное
отторжение непрошеного иностранца -
лучи на штукатуреной поверхности,
сгущающие внутренний хаос;
как мимолётное признание
двух незнакомцев -
без стекла проёмы,
квадратные всепожирающие рамы;
как отторгаемое осознание,
пугающее откровенье -
безоконье

Пока Прогресс Фальшивый Предшествует Несчастью,
Повинность Необузданная Облечётся Властью

я им не верю,
этим кранам, что протыкают городскую биосферу
и хищными птицами парят над горизонтом
даже когда я их не вижу, то чувствую повсюду;
их неподвижные железные скелеты способны как-то
проникнуть внутрь, схватить и взять в тиски

большие краны любят собираться вдоль Северной Невы
и возвышаться над коньками крыш, как динозавры индустрии,
проклятые и проклинающие чудовищные механизмы
развязных Прометеев современности

маленькие краны извиваются подле вековых
строений, заброшенных надолго, а теперь приговорённых
к таким унылым компаньонам, закамуфлированных,
но разжалованных безвозвратно

равно готовый и разрушать и создавать, кран действует
безразлично, часто вероломно - я им не верю
эти тайные агенты, бесчеловечные созданья человека

---

Translations of Jason Presley Kuzyak Ltd. ©1995