71-я газель из "Дивана Авни", официального собрания стихов Мехмеда
Перевод по книге "Диван Фатиха..." 2014 года
Смотри! Тюрк из Китая1 чашу осушил кроваво-алого вина.
Помчался убивать и грабить. Цель набега - сердца моего страна.
Щека изящно победила розу, лепестки опали, их уносит ветер.
Повержен кипарис: плавней него качалась при ходьбе спина.
Взгляд гневный пригрозил ножом, противясь поцелую в губы.
О, чьё же сердце пожелает получить привет такого драчуна!
И снова на щеках любимого чудесно расцвели весною розы.
Влюблённые, как соловьи, летят смотреть. Их стая не странна?
А странно, что мальчишки-виночерпия уста ценю я больше жизни?
Его уста заставили Ису2 покинуть храм, в котором пустота одна.
Когда у нас с завсегдатаями таверны нет уже ни капли в чашах,
Совсем не плохо, если благочестия одежда будет сожжена.
В груди огонь любви сияет, лунный блеск вина к нему добавлен.
Наружу рвётся свет. Не может ни одна из тайн сердечных быть сохранена!
Авни, ты в Чашу Джема3 загляни, которую хранишь среди сокровищ.
Узнаешь всё про вещь любую, если к миру этому принадлежит она.
_______________
1 Отсылка к стихотворению Хафиза о тюрке из Шираза. Степной воин-тюрк в восточной поэзии обычно обозначал жестокого возлюбленного.
2 Иса - Иисус Христос. Для мусульман - пророк Иса, который умел воскрешать мёртвых силой слова, то есть устами. В поэзии Мехмеда (Авни) часто встречается сравнение уст Исы с устами возлюбленного, способного словом или поцелуем "воскресить" поклонника, умирающего от тоски.
3 Джем - легендарный персидский правитель. У Джема была Чаша, наполненная эликсиром бессмертия. Заглянув в чашу, можно было увидеть, что делается в той или иной стране.
Толкование:
Несмотря на то, что эта газель Мехмеда (Авни) начинается со слов о тюрке, это отнюдь не свидетельствует, что возлюбленный, о котором она рассказывает, принадлежит к каким-то тюркским племенам.
Профессор Мухаммет Нур Доган, ссылаясь на книгу "Тропы в классической турецкой литературе", которую написал некий Ахмет Талят Онай, утверждает, что "тюрк из Китая" в данном случае - всего лишь метафора, обозначающая возлюбленного, который измучил поклонника, и что эта метафора весьма распространённая.
В турецкую (османскую) поэзию она попала из персидской поэзии, а в персидской поэзии появилась благодаря печально известному нашествию монголо-татар. В первой половине 13-го века ими был совершён поход в Среднюю Азию, который накрыл и персидские территории. В завоевании персидских территорий также участвовало много воинов из тюркских племён, пополнивших ряды монгольской армии в результате предыдущих завоеваний. С тех пор воины-кочевники монголо-татарского и тюркского происхождения стали в персидской поэзии олицетворением жестокости. Эту традицию унаследовала турецкая (османская) поэзия, хотя турки являются тюркским народом.
Центром Монгольского государства была современная Монголия и Северный Китай. Очевидно, поэтому Мехмед (Авни) пишет, что тюрк происходит именно из Китая, но под этим тюрком поэт может подразумевать кого угодно - даже грека.
Лично мне кажется, что эта газель (как и газель 52-я) посвящена Иоанну Сфрандзису, поскольку в дальнейших строках есть некоторые намёки на это.
Как известно, Мехмед познакомился с ним в 1453 году, завоевав Константинополь, и если речь действительно об этом мальчике, то неудивительно, что возлюбленный назван жестоким. Иоанн ненавидел завоевателя.
Однако красота возлюбленного, кто бы он ни был, делала своё дело. Сердце Мехмеда (Авни) было завоёвано и покорено этой красотой. Метафора о войне и сражениях, которую мы видим в первом двустишии, продолжается во втором. Щека возлюбленного побеждает в соперничестве с розой, а фигура по стройности превосходит кипарис, и именно поэтому кипарис повержен.
Далее Мехмед (Авни) пытается проявить свои чувства, но наталкивается на сопротивление:
Взгляд гневный пригрозил ножом, противясь поцелую в губы.
О, чьё же сердце пожелает получить привет такого драчуна!
Сразу вспоминается история про Раду, который ранил Мехмеда кинжалом, но ведь и про Иоанна Сфрандзиса также известно, что он оказывал Мехмеду активное сопротивление и в итоге был убит "за попытку убить султана".
В следующем двустишии мы видим, что Мехмед (Авни), хоть и получил отпор, продолжает восхищаться красотой возлюбленного и сравнивает его румянец с весенними розами, а также говорит, что эта красота восхищает всех вокруг, поэтому окружающие уподобились весенним соловьям. Кстати, Константинополь был взят весной, 29 мая, но слова о весне в этом стихотворении не обязательно должны означать время года. Весна в восточной поэзии - пора любви, и с этой точки зрения весна может наступить когда угодно: и летом, и осенью.
Далее Мехмед (Авни) говорит о ещё одной черте возлюбленного - он очень и очень молод. Это мальчик! Именно поэтому возлюбленный назван мальчиком-виночерпием, причём в восточной поэзии (не только в персидских стихах) этот образ используется для обозначения возлюбленного. То есть это ещё одна расхожая метафора.
На Ближнем и Среднем Востоке в крупных городах имелись таверны, где прислуживали мальчики, которые не только разливали вино, но и оказывали гостям интимные услуги за дополнительную плату. Эта реалия отразилась и в поэзии. Например, у Абу Нуваса, упоминающего "мальчиков-виночерпиев" как своих возлюбленных. Ещё чаще возлюбленный просто назывался виночерпием, без указания на возраст, а что касается Мехмеда (Авни), то его мальчик-виночерпий, который "жестоко" отвергает любовь и смотрит гневным взглядом, всё больше напоминает Иаонна. Иоанну на тот момент, когда турки захватили Константинополь, было 14 лет.
В том же двустишии иносказательно утверждается, что уста мальчика лучше, чем волшебные уста Исы (Иисуса), способные воскрешать мёртвых. Отчасти поэтому Иса уходит из храма: он посрамлён. Волшебные уста проигрывают по красоте устам мальчика.
При этом в других своих газелях Мехмед (Авни) не раз восхищался устами Исы и считал Ису примером для возлюбленного, который должен "воскрешать" поклонника, умирающего от отчаяния, но теперь Мехмед (Авни) говорит, что избавление от отчаяния желательнее, чем избавление от настоящей смерти. Именно поэтому уста мальчика-виночерпия Мехмед (Авни) ценит "больше жизни".
Также в этом двустишии есть намёк на то, что Мехмед, завоёвывая Константинополь, руководствовался не только политическими и религиозными мотивами. Султан хотел себе особенной добычи - мальчиков вроде Иоанна, мальчиков с прекрасными устами, поэтому отчасти из-за них был взят город, и из-за них храм Святой Софии оказался превращён в мечеть. Думаю, именно так следует понимать строку:
Его уста заставили Ису покинуть храм, в котором пустота одна.
Если "Иса покинул храм", то это место уже не принадлежит христианам, перейдя в собственность мусульман, а упоминание о "пустом" храме означает, что перед тем как Святая София оказалась "покинута Исой", её покинули люди.
Как мы знаем из истории завоевания Константинополя, во время осады города в эту церковь набилось много народа, искавшего в ней спасения, но затем турки, ворвавшиеся в город, выволокли оттуда людей, и в Святую Софию торжественно вошёл в султан, а храм стал мечетью.
Далее в стихе Мехмеда (Авни) идёт речь про веселье в таверне и про сожжение одежды. Профессор Мухаммет Нур Доган считает, что в данном двустишии упоминается старый персидский обычай согласно которому, если в таверне между двумя друзьями возникал спор, то спорщик, первым пожелавший восстановить мир, должен был снять с себя верхний халат и бросить в огонь в знак примирения.
В данном случае, по мнению профессора, Мехмед (Авни) предложил сжечь халат святоши, поскольку в суфийской поэзии таверна и святоша часто упоминаются рядом. Получается, что святоша вызывал у завсегдатаев таверны гнев своим показным благочестием, но я думаю, что данное толкование не очень подходит. Если следовать логике персидского обычая, то святоша должен был снять с себя халат сам, а святоша на то и святоша, что никогда не признает, что благочестие у него показное, и свой халат сжигать не станет. К тому же не очень понятно, какое отношение святоша имеет к возлюбленному, о котором Мехмед (Авни) говорил в предыдущих четырёх двустишиях.
Здесь напрашивается другое толкование, ведь пир в таверне, о котором говорит Мехмед (Авни), кажется метафорическим обозначением пиров, устраивавшихся по случаю взятия Константинополя. Думаю, когда веселье кончилось, то есть "не осталось ни капли в чашах", султан вспомнил про Иоанна и захотел снова попытать счастья, добиться благосклонности. В этом случае получается, что Мехмед (Авни) собирался сжечь одежду не чужого благочестия, а своего собственного (всё-таки ислам запрещает связь с мальчиками). То есть здесь одежда упоминается не в контексте персидского обычая, а как отражение чувств самого Мехмеда (Авни). Например, когда он говорит в другой газели, что "облачил сердце в халат блаженства и восторга".
Если трактовать это так, то следующее двустишие является логическим продолжением предыдущего и даёт нам понять, что Мехмед вспомнил об Иоанне ночью при свете факелов - поэтому упоминается "огонь" любви вместе с "лунным блеском" вина... и в том же двустишии Мехмед (Авни) говорит, что любовь рвётся наружу и её уже не сдержать.
В последнем двустишии Мехмед (Авни), называет себя обладателем Чаши Джема и говорит, что с её помощью увидит всё, что происходит на земле. Профессор Мухаммет Нур Доган считает, что Мехмед (Авни), называя себя обладателем Чаши, подчёркивает свою преемственность по отношению к великим правителям прошлого, обладавшим Чашей, но в то же время, по мнению профессора, слова о Чаше следует трактовать в суфийском смысле, а в суфизме чаша - метафора, обозначающая возлюбленного. (И опять расхожая метафора!) Правда, профессор считает, что под чашей подразумевается Аллах, но я думаю, что Аллах ни при чём, ведь до этого речь шла о человеке.
Короче говоря, если Чаша оказалась "среди сокровищ" Мехмеда, это означает, что возлюбленный стал принадлежать ему, но принадлежать можно по-разному. В частности, Иоанн Сфрандзис в некоторой степени принадлежал Мехмеду, поскольку Мехмед выкупил этого мальчика у своего начальника конюшен (Иоанн вместе со своей сестрой Тамар был куплен султаном за несколько тысяч серебряных монет). То есть выражение "среди сокровищ" может означать то, что Мехмед (Авни) приобрёл возлюбленного в собственность.
В то же время возможен и другой вариант толкования. Мехмед (Авни) мог подразумевать что-то вроде: "Как бы ни был я ослеплён любовью, я могу предугадывать намерения своего возлюбленного: гляжу в его сердце, как будто в Чашу Джема. А если я увижу, что возлюбленный замыслил предательство и вознамерился убить меня, то опережу его".
Как мы знаем, Иоанн Сфрандзис был казнён за якобы имевшую место попытку убить султана.