52-я газель из "Дивана Авни", официального собрания стихов Мехмеда
Перевод по книге "Диван Фатиха..." 2014 года
Что если всю свою безмерную тоску бумаге подарю, пока пишу?
Боюсь, что из пера вдруг пламя вырвется, и я сгорю, пока пишу.
Твоё лицо сравню со светом дня, а кудри - с темнотой ночною.
Твои ресницы - стрелы, бровь - как лук. Я это говорю, пока пишу.
Твой взгляд, как меч, решил лить кровь мою? Надеюсь, он наточен остро.
Ресницы-копья сердце рвут. А чтоб разили лучше, чары я творю1, пока пишу.
Пусть слёз поток впадает в море, как поток чернил, что наполняет кляксу2.
По лику солнца я тоскую. Небу жалобу о том подам: хандрю, пока пишу.
Как будто в адском пламени горит Авни, по статности твоей тоскуя.
Твой стан - как лотос3, а ланиты с райскими садами я сравню, пока пишу.
_______________
1 Воинский обычай заговаривать оружие, чтобы приносило больше вреда противнику. Профессор Мухаммет Нур Доган пишет, что это называлось "заговор меча" или "йеменские чары". Периодически упоминается у разных поэтов в контексте "красота поражает сердца подобно заговорённому оружию".
В частности у известного турецкого поэта Ахмеда-паши, который был другом Мехмеда (Авни) и по дружбе даже получил должность визира, есть строки:
"Ужели выраженье этих глаз заговорило взгляда острого стрелу?
Сквозную рану наконечник той стрелы стремился нанести?"
(Из "Дивана Ахмеда-паши", газель 125-я, двустишие 4-е.)
У самого Мехмеда (Авни) в другой газели есть строчка:
"И так чарующего взгляда своего копьё ты остро наточила..."
Альтернативный вариант перевода строки:
"И чарами так сильно заострила ты копьё кокетливого взгляда..."
2 Профессор Мухаммет Нур Доган пишет, что сравнение моря с чернилами позаимствовано из Корана: "Если бы море стало чернилами для слов моего Господа, то море иссякло бы до того, как иссякли бы Слова моего Господа" (сура 18-я, аят 109-й).
3 Имеется в виду "лотос крайнего предела". Так называется огромное дерево, которое согласно Корану (53-й суре) растёт на седьмом небе возле престола Аллаха. Там где растёт дерево, заканчивается то, что дано познать человеку. Возле дерева находятся райские сады.
Толкование:
Несмотря на то, что Мехмед (Авни) периодически упоминает о том, что сгорает в огне страсти, это стихотворение выглядит подозрительно. В данной газели горение больше напоминает фильм ужасов: пламя вырывается из пера, как из огнемёта, охватывает поэта с головы до ног и заживо сжигает, а в предпоследней строчке поэт сгорает в адском пламени.
В переводе газели с османского на современный турецкий язык присутствует слово "ад", как и в английском переводе, поэтому нельзя сказать, что английский переводчик просто допустил вольность. Мехмед (Авни) именно что "горит в аду".
По сравнению с этим другие горения Мехмеда выглядят даже красиво...
"И почему огонь тоски не сжёг меня, как пламя - город?"
Невольно возникает вопрос - кто же вдохновил Мехмеда (Авни) на создание таких жутких образов, которые мы видим в нынешней, 52-й, газели? Вероятно, в этом стихе идёт речь о человеке, который не просто отказывал султану во взаимности, а ещё и люто ненавидел.
Третье и четвёртое двустишие ясно говорят о том, что страсть нераздёлённая, но глухого отчаяния в стихе нет. Чувство Мехмед (Авни) явно находится в той стадии, когда он ещё не устал страдать из-за любви и даже надеется на ответную любовь. Именно поэтому в финальной строке упоминается рай.
Возможно, Мехмед (Авни) полагал, что от любви до ненависти одни шаг, поэтому и сказал в третьем двустишии что-то вроде "мучай меня сильнее". Для усиления мучений и требовался заговор на оружие.
Отсылки к Корану и упоминание о горении в адском огне могут означать, что любовь, о которой говорится в газели, не одобрялась исламом. То есть речь, вероятнее всего, идёт о любви к мальчику или юноше, который без конца твердил Мехмеду "ты совершаешь грех" и этим мучил воздыхателя.
Вот представьте, что Мехмед говорит возлюбленному:
- Мне хочется сочинить стихи о тебе. Дай мне тему, и я напишу.
- Гореть тебе в аду!!! - слышится в ответ, а Мехмед подумал и произнёс:
- Ну, хорошо. Пусть тема будет такой.
Результат этого поэтического опыта теперь перед нами и (повторюсь) производит странное впечатление.
По поводу имени возлюбленного, который говорил Мехмеду про ад, сложно делать предположения, но мне почему-то кажется, что это был Иоанн Сфрандзис - сын Георгия Сфрандзиса, одного из придворных византийского императора.
Когда был взят Константинополь (византийская столица), 14-летний Иоанн вместе со своей младшей сестрой Тамар оказался в плену. Брат и сестра сначала попали к начальнику султанских конюшен, а начальник конюшен продал эту пару пленников султану за несколько тысяч аспров (серебряных монет).
В итоге Мехмед привёз своих пленников в Эдирне и явно собирался сделать Иоанна своим "мальчиком", но натолкнулся на жёсткое сопротивление и, ничего не добившись, отрубил Иоанну голову.
Тамар умерла в гареме три года спустя, от чумы. Так написано в "Хронике", автором которой является Георгий Сфрандзис - отец Иоанна и Тамар.