«На террасе летнего кафе в Аббабулько сидели двое в лёгких рубашках с короткими рукавами и тёмных очках. Резидент иностранной разведки Джозеф Босс встречался со своим агентом Джеком Херни.
— Хвоста не было? — с тревогой спросил он. — Что-то мне неспокойно…
— Вы неудачно выбрали место для встречи, шеф, — нагло заявил агент, за последнее время всё больше и больше выходящий из-под контроля. — Вон из окон того книжного магазина за нами можно свободно наблюдать, а мы и не узнаем, слежка это или просто книголюб, дающий отдых своим глазам…»
Худаныч с разочарованием захлопнул книгу. Тьфу, никакой это не детектив, а всего лишь шпионский боевик. Написан, по всему видно, примитивно, сюжет смётан на живую нитку, только названием в заблуждение людей вводит. Так, что ещё на полках интересненького?
Дело происходило в книжном магазине. Большой, двухэтажный, окна из полированного стекла зарешёчены, полки завалены разнообложечной всячиной. Худаныч, высокий и худой студент, частенько бывал здесь в надежде найти под завалами глянцевой макулатуры хоть какой-нибудь настоящий детектив, изданный по недосмотру растлителей культурных читателей. С доцентом Буровым, тоже большим любителем детективов, была договорённость: пришедший вторым не мешает прибывшему первым рыться на полке «Детективы», а делает вид, что пришёл совсем за другим. Злые языки, впрочем, утверждали, что подобные соглашения заключаются бомжами насчёт мусорных баков.
Наш герой случайно взглянул в окно и обомлел. Напротив как раз располагалось летнее кафе, и за одним из столиков наяву сидели двое — именно в лёгких рубашках и тёмных очках. Шпионский боевик воплощался в жизнь! Но, может, это добропорядочные граждане со слабым зрением или желанием шикнуть? Многим ведь и блеснуть нечем, кроме как шикарным «лейблом» на импортной вещи, который они специально не отдирают, пусть болтается сбоку. Студент присмотрелся. Не пойму… Чёрт, столько прочитал детективов, а в жизни вот не отличу честных людей от не совсем. Ну-ка, ну-ка… Позы какие-то скованные, как будто не доверяют друг другу. У одного очки узенькие, как у эстрадного певца, и это из-за толстых щёк. Другой темнел большими кругами, хотя лицо за ними угадывалось тоже не худое. Ага, вот оно! Оба вздрогнули, когда подошла официантка, и прервали разговор. Заказывают. Так, официантка отходит, а они смотрят ей вслед. Только сейчас возобновили разговор. Явно скрытничают. Неужели и в самом деле шпионы?
Сбоку стали теснить. Худаныч возобновил перебор книг, поглядывая в окно и мало думая о чтиве. Нет, ничем не обмениваются, только разговаривают. Скупые жесты, наклоны головы, про еду забыли, что ли? Как будто узкоочий уговаривает широколинзого, подбивает на что-то, тот со скрипом соглашается. Какая-нибудь сделка?
Снова подошла официантка, на сей раз с подносом. Другая, что ли? Наш герой присмотрелся и ахнул. Девушка постаралась изменить облик: если раньше на ней был мини-передник с кружевной грудкой, пристёгнутой брошкой к середине декольте, то сейчас плотный фартук от шеи закрывал то, что по праву открывало декольте, разительно меняя внешность. Короткие тёмные и блёстящие, как вороново крыло, волосы скрылись за кокошником. Изменения в косметике с такого расстояния в деталях не просматривались, но они тоже работали на неузнавание. Неужели третья шпионка?
И в третий раз, когда двое незнакомцев расплачивались и уходили, официантка сменила облик. Навыков наружной слежки, несмотря на гору «проглоченных» детективов, у Худаныча не было, и оставалось только с сожалением посмотреть им вслед. Вдруг наш герой что-то задумал, хлопнул себя по лбу и начал с ретивостью собаки рыться в завалах. Выудил поначалу забракованный шпионник и, на ходу доставая кошелёк, направился к кассе.
В это время в подсобном помещении официантка вырвала из служебного блокнота листочек и набросала на нём несколько строк. Попыталась сунуть записку в декольте, но наткнулась на ткань и завозилась, снимая глухой фартук. Стряхнув кокошник, вырвались из плена волосы. Внешность восстановилась, но в глазах появилась задумчивость. Снаружи послышался нетерпеливый зов клиента. Смена продолжалась.
Занавеска кабинки шевельнулась.
— Минуточку, — послышался голос официантки. — Я переодеваюсь.
Ник, вошедший в подсобку, пожал плечами и сел на стул. Вокруг царила еда во всех своих ипостасях: какие-то банки, коробки, блюдечки с бутербродами, два ворчащих холодильника. Служебный блокнот небрежно брошен на стол, ручка откатилась в сторону. На стуле стоит кокошник — наверное, клиенты не уважают волос в супе. Вкусные запахи, сталкиваясь в воздухе, образовывали причудливый обонятельный коктейль. Из-за стенки доносилось неясное бормотание. Кафе жило своей жизнью.
— Вот и я! — Занавеска отдёрнулась. — Привет!
— Привет, Нелли, — сказал Ник, вставая.
Да, это была она, знакомство с которой произошло при расследовании
«инновационного» дела. Работать на ксерокс, как было обещано, девушку устроить не удалось, зато подвернулась вакансия официантки в той же системе, что и вузовский «Шустрожор». Гибкий график работы удачно сочетался с уровнем оплаты. И от учебного корпуса недалеко, минут десять ходьбы.
— Садись, покормлю тебя, — предложила Нелли, деловито принимаюсь за сервировку. — Сыр вот какой-то необыкновенный мы получили.
— Наш? — Ник вооружился вилкой.
— Made in Greece, — прочитала этикетку девушка. — Греческий.
— Э-э, нет, отставить! Дай-ка мне вон ту вазу с пирожками. Картошку, надеюсь, наша страна импортировать не начала? Для начинки.
— И ещё вот котлетку, тебе же силу поддерживать надо. Для славных детективных дел. Ничего с Тимом сейчас не расследуешь?
— Нет пока, — невнятно донеслось из жующего рта. — Нету на руках дел.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Нелли. — У меня, кажется, для тебя кое-что есть.
— Из еды?
— Из детективов!
— Да ты что! Если тебя этот Славка домогается, опять в прошлое тянет, ты только мигни!
— Нет, он уже бросил этот бизнес, коммивояжёром заделался. Недавно видела, как он кому-то какие-то неликвиды всучивал. Ну, знаешь, как это делается: подходишь к жертве с широкой улыбкой, суёшь руку, излучаешь радушие, как будто ты его призабытый за давностью лет друг. Пока вспоминает и вспомнить не может, начинаешь всучивать ему вещь за вещью под туфту — мол, идёт рекламная кампания, фирмы жертвуют товары, вам неслыханно повезло. Не забывай только называть баснословную цену каждого товара, пусть лох радуется, какая халява привалила! В конце говоришь: поздравляю, с вас только стоко-то — налог на рекламу. Тот, обезумев от радости и дурости, выкладывает денежки, а того не соображает, что фигня-то эта много дешевле «налога» стоит!
— Иди ты! И как, успешно это действует?
— Наполовину.
— Что, лох взял только полхалявы?
— Нет, тот-то всё как миленький принял. Трудно ведь остановиться, да и психологи они неплохие, эти коммивояжёры. Вернее, не прогорают только психологи. Глупо улыбался, руку тряс. Но вот вместе со мной за Славкой следил какой-то мужик, представительный такой, в кожаном плаще и мягкой такой шляпе. И потом пошёл как бы невзначай по следам облапошенного. Славка видит — идёт обеспеченный с виду человек, ну, и набросился на него со своими «подарками». Тот его послушал-послушал, ничего в руки не беря, а потом прищурился и ехидно так спрашивает: « А какой у нас нынче налог на рекламу?» Всё и закончилось. Так что из двух только одного обработать получилось.
— Эх! Хорошо, что рассказала, а то бы я тоже мог спасовать перед таким деятелем. Но пока не пристают что-то, вид у меня, видать, больно уж студенческий. Значит, Славка впариванием-втюхиванием теперь занимается?
— Да, и дело моё с ним никак не связано. Ты ешь, ешь, вот тебе ещё шарлотку положу. Просто сегодня заходили в наше кафе двое, оба в тёмных очках и вели себя, как шпионы на встрече.
— Да ну, почудилось тебе! Мало ли кто в чёрных очках ходит.
— Да, но кто просто ходит, тот в них не ест. Еду-то видеть надо! А они ещё и разговаривать переставали, когда я к ним подходила — ну, чисто шпионы!
— Да какие шпионы в нашем городе! Ни войск, ни правительства, высокими технологиями после советских времён и не пахнет.
— Погоди, я же ещё главного не сказала. Сахару, сахару больше в чай клади! Одного из них я узнала.
— А у тебя что — шпионы знакомые есть? — удивился Ник. Сахар, оставленный без присмотра, продолжал сыпаться в стакан. Нелли исправила ситуацию.
— Фёдор это был, вот кто. Тот, что за большими очками. Второго не знаю.
— Фёдор? — удивился Ник. — В тёмных очках? — С трудом допив густой чайный сироп, он поставил стакан. — Да, ты права, Нелли: Фёдор в тёмных очках — это весьма подозрительно.
— А они ещё разговоры какие-то странные вели. Вас с Тимом, думаю, это заинтересует.
— Нету сейчас Тима — на шахматный турнир в райцентр уехал. Завтра финал. Потому, кстати, и уехал, что дел на руках нет. Один я пока. А как ты их расслышала, они же замолкали при тебе?
— Просто повезло кое-чего уловить. Причём повезло дважды: я с другими клиентами замоталась, к «очковцам» подошла, когда они уже разговаривать начали. И подошла к главарю, ну, тому, что в узких очках и с толстыми щеками, со спины, он не сразу замолк, только когда его Фёдор ногой толкнул.
— А Фёдор тебя не узнал?
— Не думаю. Он так увлечённо, подавшись вперёд, слушал главаря, а на меня только мельком вскинул свои очки. Так, знаешь, безлично — когда подходит не человек, а функционер. Официантка. Я его, кстати, не сразу узнала, только когда он голос подал, заказ уточнил. Чесночный соус к рыбе он любит. Тогда я за его спину так незаметно передвинулась.
— Это когда заказ принимала? А еду кто приносил?
— Тоже я. Только тогда на везенье уже не рассчитывала, сама подсуетилась: фартук высокий надела, волосы под кокошник спрятала. Вот этот, — она напялила. — Видишь, как внешность меняется?
— Да, когда волос не видно. Девчонку, когда она в шубке и шапочке и молчит, вообще узнать трудно… И ты, когда поднос несла, снова зашла со спины главарю?
— Вот именно. И ещё немножко подслушала. А в третий раз, когда несла счёт, мне не повезло: они разговор уже закончили и только меня ждали. Чаевыми, кстати, обделили, а я и не намекнула — голос лишний раз подать боялась.
— Ну ладно, а о чём они говорили-то? Что тебе удалось услышать?
— Вот в этом-то и дело! Погоди, — она полезла себе в декольте, достала листочек. — Даже записала, чтобы не забыть в этой круговерти, не напутать чего. Вот: в первый раз, ну, то есть в первый мой подход к ним, узкоочий сказал, что издан приказ, по которому никто в университете не будет получать больше профессора. И тут Фёдор увидел меня и толкнул его ботинком. А во второй раз круче было, главарь говорит: а это уж твои проблемы, как незаметно портить, ты учебный корпус хорошо знаешь, но чтоб завтра было сделано! Фёдор вскинулся: да за такие бабки… И снова меня засёк и замолчал.
— И больше ничего?
— Увы! — она виновато улыбнулась. — Кабы я загодя знала, что такое будет, я бы получше подготовилась, подружек бы за соседние столики понасажала. А так — что вышло, то услышала, не обессудь уж.
— Да нет, это я просто уточнил для порядка. Ладно, обойдёмся, чем есть. Фёдор, выходит, нанимался в диверсанты и завтра должен что-то вывести из строя в нашем учебном корпусе. А что именно, не знаешь?
— Нет, я же сказала, что это всё, — Нелли пододвинула собеседнику свою записку. — А что, может, первая их фраза как-то объяснит, что именно они портить собрались? Ну хоть приблизительно.
— Мне она ни о чём не говорит, только удивляет, — признался сыщик. — А следить за Фёдором весь день напролёт я не представляю как. Он ведь не в моей группе, а я не могу в его группу внедриться. И завербовать там некого, одни девчонки-пустышки. Вот кабы знать, что именно он испортит, можно было бы поохранять из засады.
— А может, он бачок в туалете испортить должен, — хихикнула девушка. — Тут ты ему никак не помешаешь — не лезть же двоим в одну кабинку!
— Нет, не бачок. Сама ведь говоришь, по мнению Фёдора, диверсию будет устроить сложно.
— Да может, это он цену набивал?
— За простой бачок так цену не набьёшь. Слушай, у тебя смена кончилась? — Нелли кивнула. — Пойдём тогда к Нинке на ксерокс, может, она что-нибудь подскажет.
— Только вот уберу за тобой, — она захлопотала вокруг стола.
Но Нина, которую они застали зачехляющей свой агрегат, тоже не смогла ничего придумать, разве что предложила, раз нет Тима, посоветоваться с доцентом Буровым.
— У него сейчас как раз занятия заканчиваются, — проявила она осведомлённость. — Если поспешим, то успеем.
После небольших споров и колебаний — втягивать ли в межстуденческие дела преподавателя — троица бодро зашагала к учебному корпусу.
Да и какие это, если разобраться, межстуденческие дела? Неизвестное имущество, которое планировалось испортить, студентам-то уж явно не принадлежало.
Ник приоткрыл дверь кафедры и просунул в щель голову. Пока он разглядывал буровскую спину и думал, удобно ли беспокоить доцента, радио, игравшее в комнате, успело осведомить его на экзотическую тему:
«На днях в городе Рожа-де-Жмунейро состоялся судебный процесс по иску родных Педро Мозгляреса, съеденного крокодилами в ходе байдаро-плавочного путешествия по реке Конвойзонке, к властям штата, по которому эта река имеет наглость протекать. В иске было решено отказать, так как адвокаты ответчика убедительно доказали, что скушанный знал о рептильности избранного маршрута и, значит, вполне сознательно плыл по воле волн и течения на свой страх и риск. Оглашённая в суде сумма страховки жизни бесстрашного рекоплавателя окончательно убедила присяжных…»
Буров щёлкнул выключателем и обернулся.
— А-а, это ты! Добрый день. А то я думаю — куда это эхо от моего транзистора делось? Оказывается, ты дверь приоткрыл. Бесшумно, как настоящий шпион.
— Добрый день, Куприян Венедиктович! — поздоровался студент, входя. — Тут у меня ещё двое спутниц, одна — та самая Нелли, которую вы повидать хотели, помните? Есть у вас для нас время?
— Смотря третьим кто будет, — сказал доцент.
— Третья — это я, — отозвалась, входя, Нина.
После взаимных приветствий и представления новенькой все расселись вокруг хозяина. Нелли украдкой вытащила предусмотрительно захваченное пирожное и показала Нине глазами на подоконник, где обретался кипятильник и стояла пачка знаменитого
буроконниковского чая. Намёк был претворён в исполнение.
— Как у вас
плечо, Куприян Венедиктович, не болит? — спросила девушка, деловито заваривая чай.
— Отошло, — ответил доцент, ставя стакан в подстаканник. — Примочки, массаж, лечебная гимнастика — и я снова в форме. Теперь меня голыми руками не возьмёшь, нет! А ты просто так спросила ил с подтекстом?
— У нас очередное детективное дело на руках, — объяснила Нина. — Только сразу дайте слово, что ни в какие стычки соваться не будете и даже близко не подойдёте.
— С удовольствием. Но при условии, что меня будут заранее предупреждать о местах вспышек потасовок. Вот в тот раз ты меня почему не предупредила? — он шутовски нахмурил брови. — Не знала? А кто знал? Вот то-то и оно! Ладно, давайте скорее к делу.
Над кипятильником заструился пар, забулькотило в стакане.
— Нелли, давай! — прозвучала команда. — Начни со второй фразы.
Девушка пустилась в россказни. Брови Куприяна Венедиктовича нахмурились.
— Ты уверена, что это было сказано неизвестным Фёдору, а не наоборот? Да? Значит, этот кто-то подговаривал нашего штатного злодея что-то испортить в нашем учебном корпусе, что самому ему не с руки было бы. И испортить именно завтра. Да, но что именно? Ты точно знаешь, что не знаешь этого?
— Клянусь Сократом! — нашлась сообразительная девушка.
— Мы уж думали взять Фёдора под наблюдение, да отказались. У него занятия, в группу ведь не проникнешь просто так незамеченным.
— Или незамеченной.
— Да, пожалуй. Не расстраивайтесь, подкину вам ещё тройку причин. Во-первых, Фёдор может за деньги перепоручить свою миссию кому-то ещё, кого мы не знаем. Или знаем, но не знаем, что он взялся за это дело. Во-вторых, он может, если игра стоит свеч, сработать открыто, идя на то, чтобы быть в худшем случае схваченным. И в третьих, мы ведь не знаем, не уговорил ли он заказчика оттянуть сроки, упирая на объективные трудности. Сколько дней тогда за ним следить?
Нина поболтала ложечкой в стакане.
— Выходит, мы беззащитны перед диверсантом, хотя и знаем его?
— Увы! Но что говорить о крупных диверсиях, они не так часто встречаются. Взять бытовое хулиганство. Вы знаете, что все столы в наших аудиториях изрезаны, исписаны, испохаблены матерщиной, мусор в коридорах валяется, окурки дымятся, то и дело натыкаешься взглядом на тупую рожу, жующую жвачку и тебя в упор не видящую. Да, беззащитны мы перед студенческим хулиганством, хамством. А безнаказанность порождает новые аппетиты. Вот уже что-то крупное испортить хотят.
— Да, но мотивы, Куприян Венедиктович!
— А какой мотив был у изрезавших парты? Самый примитивный — самоутвердиться, бросить вызов преподавателям, реализовать древний инстинкт хаоса и разрушения. Я не удивлюсь, если завтра портреты больших учёных, висящие у нас в коридорах, найдут сброшенными, растоптанными, подпалёнными. Не зря комендант их под самый потолок перевесил, когда началась эта либеральная вакханалия. Зато министр образования на каждом ток-шоу токует: ах, как плохо было раньше, когда в вузы только четверть выпускников школ поступала, ах, как хорошо сегодня, под моим чутким руководством — три четверти приобщаются к высшему образованию! И так всё выше, выше, и выше… портреты надо перевешивать от таких «приобщающихся». А потом не только портретам — самим учёным надо будет спасаться. Не образование возвышает — хамьё его принижает, вот уже наши дипломы на международном уровне не котируются.
— Мрачная перспектива, — передёрнула плечами Нелли.
— Да, — не стал спорить Ник, — но у нас-то дело крупнее и, значит, проще, чем всепроникающее мелкое хулиганство и падение нравов. Фёдор за свои услуги мало не берёт, и это все знают. Значит, заказчик согласен на существенные расходы, то есть это либо что-то, сулящее доход, перекрывающий эти расходы, либо месть по-крупному. Я всю дорогу сюда об этом думал.
— Ну, ты даёшь!
— Так ведь Тима-то нет, приходится мне за него петрить. Давай, Нелли, выкладывай Куприяну Венедиктовичу вторую, то есть первую фразу.
Свидетельница снова воспользовалась своей шпаргалкой. Доцент нахмурился.
— Да, слышал я, что готовится такой приказ. Неудивительно — скоро перевыборы ректора, вот и идут в ход такие вот популистские приёмчики. Но, скорее всего, это только слухи. Не посмеет ректор так задеть всю эту свору.
— Я не поняла, — Нина долила в буровский стакан чаю. — Разве профессора не самые высокооплачиваемые люди в вузах? Они ведь получают больше доцентов, доценты — больше преподавателей, ну, а лаборанты-инженеры вообще в конце списка.
— В смысле тарифной сетки — это так, — согласилося Куприян Венедиктович, болтая ложечкой. — Но ведь деканы, проректоры, да и сам ректор вербуются из профессоров и получают за свои должности надбавки. Солидные, причём.
— Это ведь логично, раз у них дополнительные обязанности. А что, ректор хочет, чтобы они исполняли их на общественных началах?
— Ты думаешь? А если ещё чуть-чуть задуматься? Да, обязанности дополнительные, но исполняют-то они их не в дополнительное, а в то же самое рабочее время. И, значит, как профессора недорабатывают. А оклад профессора получают полный.
— Декан днём деканит, а ночью лекции читает, — давясь от смеха, предположила Нелли. Но Ник мыслил чётче.
— Наверное, декано-ректорский труд ценится выше профессорского, и надбавка за должность — это просто компенсация разности. То есть то, что декан, деканя, недопрофессорствует, уже учтено.
— Пусть так, — согласился Буров, разворачивая поданную Нелли карамельку. — Хотя труд это административный, научных познаний не требует. Чего я объясняю — ты же сам, как говорят,
деканил в медитации. С науками у тебя, извини, скромно обстоит. А как деканил — успешно? Скромность в науках не мешала?
Ник покраснел.
— А чего тут сложного? Как настоящий декан нами, студентами, правит, так и я тогда поуправлял. Ничего сложного, хотя морально трудно, все ходят по пятам, канючат, на жалость давят…
— Ясно — намекаешь на доплату за вредность?
— И за начальственный статус, конечно! Не пристало начальнику получать меньше подчинённого.
— Э-э, да у тебя в голосе деканские нотки замелькали!
— Шучу, шучу, — быстро признался студент.
— А я бы не так сказала, — вдруг вступила в разговор Нелли, до того сидевшая уткнувшейся в свою чашку. — Вот я официантка, надо мной — президент кафе. Сколько мне платить — решает он. И, конечно, не будет платить мне больше, чем платит себе.
— Вернее сказать — чем оставляет или забирает себе, — поправила Нина. — Всё, что он не заплатит наёмным работникам, остаётся ведь у него. И вовсе не в том дело, что начальник должен из принципа получать больше подчинённого, а в том, что он хочет брать себе денег как можно больше и имеет к тому все возможности. Деньги-то все идут через него.
Девушки поглядели друг на друга и переплелись руками.
— Ну, тут уже заговор против нас, мужчин, намечается, — добродушно усмехнулся доцент Буров. — Давайте вернёмся к нашим баранам. Связана ли как-то первая фраза со второй, то есть с диверсией? Может, они просто сплетничали для затравки разговора? Тогда это нам ничего не даёт. Будем в ближайшие дни ходить в бронежилетах и касках, а время вне «звонковых» часов проводить в скверике на случай подрыва корпуса. Но вдруг связь есть? Тогда это мотив мести за ректорский приказ. Может, даже, мотив шантажа.
— С чьей стороны? — почти хором спросили студенты. — Неужели деканы будут мстить ректору?
— Да какие деканы?!
— Проректора? — с ужасом выдохнула Нелли.
— Неудачная шутка, — нахмурился Буров. — Что, чая больше нет? Нет, не надо, Ниночка, мне глоток нужен, а стакан — много.
— Но вы же сами сказали, что больше профессора получают только деканы, проректора и сам ректор. Сам себе ректор мстить не будет — кто остаётся?
— Вот чего я не говорил — того не говорил. Слова «только». Вы в нашем административном корпусе бываете, вывески на кабинетах видели? Теперь там министерства, а раньше были управления, а ещё раньше, в советское время — отделы. Битком набиты комнаты чиновниками. Предполагается, что они должны обеспечивать учебный процесс и научную работу. Но если вы думаете, что они внутренне считают себя обслуживающим персоналом по отношению к истинным хозяевам, профессорам и доцентам… вроде как ты, Нелли, по отношению к своим клиентам, то глубоко заблуждаетесь. Бюрократия — это самодостаточная среда, правящая всем и вся, мы для неё — только досадное приложение к их бумажкам, образу жизни. Ну, к примеру, как вот бухгалтер конфетной фабрики терпеть не может конфет, но страстно любит деньги, производством и продажей сладкого притекающие. Или рыбак, с отвращением копающий червей, но до безумия любящий рыбу под чесночным соусом. А разве будешь стесняться загребать больше досадного приложения?
— И что — они действительно получают больше? — спросила Нелли.
— Официально сказать не могу — эта братия ловко скрывает свои доходы. Есть кое-какие косвенные улики: как они одеваются, какие мобильники носят, что из сеток перед праздниками торчит, как к нам, грешным, забредающим в их высокие кабинеты, относятся. Иногда удаётся кое-что подслушать из разговоров. Вот, при мне однажды говорили: мол, такая какая-то из младших бухгалтеров, девчушка-свистушка, без году неделю проработала, а уже обижается, что её надбавкой обошли. А она, надбавочка-то — только для своих. Надо так понимать: потерпела бы ещё чуток, покланялась бы начальству пониже да почаще — и получай свою надбавку, заслужила. Этих надбавок у этой публики — всем названий не напридумываешься! Вот, предлагаю — мосечные (не краснейте, девушки, не месячные) и карточные. — Он подмигнул Нине.
— То моську вовремя погладит, то впору карточку вотрёт, — продекламировала она.
— А я вот дедуктивным образом установил, что бюрократы получают больше профессоров, — заявил Ник после некоторой выключки из разговора. — Ректор издал приказ ради популизма, так? Значит, он думает, что народ знает, что клерки получают больше профессоров. И сам он, кстати, знает, сколько они получают. Вот всё и сходится.
— Недурно, недурно, — кивнул Буров. — Тим, кажется, на шахматном турнире сейчас? Даёт, так сказать, поиграть тебе. То есть помыслить, подедуцировать. А как это связано с намечающейся диверсией, не придумал?
Сыщик помотал головой. Поддержали его и девушки.
— Тогда мы по-прежнему не знаем, что делать.
— Я пока чайные принадлежности уберу. — Нина принялась за дело.
Буров заговорил с Нелли о её работе в кафе, не мешает ли это учёбе. Вдруг Нина вскрикнула:
— Ой, простите, я вам что-то чаем закапала! Сейчас вытру.
Она схватила мокрую папку, вытерла её полотенцем, отдала хозяину в руки, а сама принялась промокать стол.
— Ничего страшного, — успокоил Куприян Венедиктович. — Это план гражданской обороны, предстоящей учебной тревоги. Стой, стой, погоди… Нет, вытирать продолжай, я не то имел в виду. На мысль ты меня натолкнула, Нинка! Молодчина!
Девушка, привыкшая к доцентскому зову Ниночкой, удивлённо посмотрела на него. Два других взгляда обрели удивление по иной причине.
— Вы что-то придумали, Куприян Венедиктович?
— Ещё бы! Гражданская оборона — вот те, какие нужно, слова! Только обороняться будем не от мнимых фугасников, а от реальной диверсии. И обороняться именно завтра.
— А как вы планируете это… э-э… реализовать технически? — спросил Ник.
— А вот как. Я состою членом факультетской комиссии по ГО, у меня есть ключи от рубильника, включающего сирену. Через неделю запланированы учения по случаю якобы заложенной бомбы. Знаете, как это бывает?
— Знаем! — подтвердила Нина. — Ни с того, ни с сего ревёт сирена, звучит голос в динамиках, все должны организованно покинуть корпус и собраться в скверике на другом конце учебного городка. Потом нам объявляют, что корпус обыскивают собаки с проводниками… Только, по-моему, это туфта, никаких собак там нет.
— Конечно, нет, — авторитетно подтвердил член комиссии по ГО. — Прошлый раз мы попробовали пригласить собак из погранучилища, чтобы подпустить реализму, так они, Карацюпы нынешние, такую смету нам сметали на собачье якобы питание — хоть всю вашу стипендию на это угрохивай. Решили обойтись без. Только вы, друзья, не выдавайте меня, как бы верьте в собачье присутствие.
— Хорошо, Куприян Венедиктович, — продолжала девушка. — Так вот, постоим мы, усиленно, но без особого успеха веря в собачье наличие и усердие, под открытым небом полчаса-час и снова в корпус заходим, продолжать занятия. А как вы эту тревогу против диверсии направите?
— Очень просто. Во-первых, своей властью объявлю её не через неделю, а завтра. Это в принципе допускается, за неожиданность даже похвалить могут. Объявим мы её… та-ак.. — он поводил глазами по расписанию, лежащему под стеклом. — В час дня. Основные занятия закончатся, а неосновными придётся пожертвовать.
— Кажется, начинаю понимать, — зачесал в затылке Ник. — Это чтобы Фёдор вместе со всеми выбежал наружу. А дальше?
— Дальше будет «во-вторых». По радио пойдёт объявление, чтобы люди эвакуировались с одеждой и прочими вещами. В этом вся соль. У Аристарха Афанасьевича одолжим собак, у Максима — камуфляж и кто-нибудь со стороны сыграет роль проводника. Через некоторое время я подойду с мегафоном, скажу, что собаки что-то нашли и работают над этим, и распущу всех по домам. А ты, Никифор, проследишь, чтобы Фёдор действительно ушёл, а не вертелся поблизости и не пытался проникнуть в корпус.
— А это вы здорово придумали! — признал Ник. — Но что, если Фёдор исполнит свой замысел до тревоги?
— До этого времени попросим за ним последить Доната Купидоновича, у него на Фёдора зуб за
тот случай с учебником. Следить будем попеременно, он, я и ты, Никифор, передавая объект с рук на руки. Но мне что-то плохо верится, что он пойдёт на дело во многолюдном корпусе. Из сказанного Нелли ясно, что агент должен сам выбрать час и способ совершения своего дела, поэтому ему лучше подождать, пока люди из корпуса не поразойдутся. А тут и мы подоспеем с тревогой. Кстати, Ниночка, твоя помощь понадобится — сделать по радио объявление, чтобы выходили с вещами, а то радиорубка находится далеко от рубильника сирены. Ключи я тебе сейчас дам, — он завозился со связкой. — Вот, держи. Без пяти час будь там и как только прозвучит сирена, включай микрофон и шпарь. Текст сейчас напишем.
— А с Донатом Купидоновичем вы поговорите?
— Конечно, позвоню ему сегодня вечером домой. Кто бы мог подумать, что после того
случая с палладием к его помощи придётся прибегать, а вот поди ж ты! Самая крепкая дружба — это дружба против кого-то, так?
— Значит, Донат Купидонович завтра утром встретит Фёдора у входа и поведёт его внутри корпуса, да? А если тот запоздает?
— Нарочно или намеренно? — спросила Нелли. — Ой, не так, ну, вы поняли.
— Может быть и так. Не будет же преподаватель околачиваться возле входа, пропуская свои занятия!
— Да, ты прав, об этом я и не подумал.
— Нина, кто у нас завтра дежурит по раздевалке?
— Вера, кто же ещё? Её, такую безотказную, раза два в неделю туда ставят.
— Вот и посвятим её в наши планы, вы не против, Куприян Венедиктович? Пусть Верка, когда разденет Фёдора, даст нам знать.
Нина громко фыркнула:
— Разденет Фёдора! Ой, я не то хотела сказать… Фёдор на неё и внимания-то не обращает, все это знают.
— Не вяжись к словам! Ей надо не кокетничать, не на брюки с намёком поглядывать, а элементарно принять куртку, выдать номерок и… Стой, а как же дальше-то? Оставить свой пост она не может, телефона там нет…
— Нет — так будет! — громка сказала Нина. — Раз для дела надо. Что вы на меня так уставились? Раз Доната Купидоновича в план посвятили, значит, и Зайца можно. А у него телефон есть сотовый, Милка-таки сподобилась ему подарить. Снабдим Верку мобильником, она по нему и свистнет. А Донат Купидонович пусть сидит c утра на кафедре у телефона и ждёт её звонка: «Фёдор идёт по коридору…»
— По какому коридору?
— По нашему коридору. Фёдор идёт по нашему коридору.
— А… куда он идёт?
Громкое всеобщее фырканье возвестило о том, что нашим героям оказалось не под силу доиграть сценку из «Семнадцати мгновений весны» до конца.
— Замысел недурён, — признал доцент Буров. — Давайте теперь напишем текст. Нина, бери бумагу и ручку.
— А я могу чем-то помочь? — робко спросила Нелли. — В смысле — завтра.
— Но ты же не с нашего факультета! И работаешь ты завтра днём.
— С работы я могу отпроситься, договорюсь со сменщицей, оставлю ей свои чаевые. А помочь я вот чем хочу: объявление незнакомым голосом сделать. Ведь если по радио услышат Нину, которая в КВН играет, могут подумать, что это студенческий розыгрыш, шутка. Только ничего, если я в служебной одежде прибегу?
— Резонно. Валяй. А что в униформе — это ничего, у нас у самих тут филиал «Шустрожора», тётка то и дело туда-сюда шляется, никого униформой официантки не удивишь.
— Решено.
И четыре головы склонились над листком бумаги, на который начал ложиться текст радиовыступления.
Утреннее солнце пустило пологий луч в зарешёченное окно гардероба. Прозвенел звонок, поток желающих оставить верхнюю одежду на крючках и на произвол судьбы в лице толстой нескладной студентки, схлынул. Вера вытащила из сумочки сотовый телефон и с интересом начала его разглядывать.
Вот, значит, чем парни балуются, друг перед дружкой выпендриваются, преподавателей стискивать зубы заставляют. Раньше она и внимания-то не обращала, как этот священный идол выглядит в деталях. Переливчатый свист, мелодии всякие, даже пулемётный выхлоп кишечных газов — это из сумочек и барсеток слышать доводилось, ныряющие и выныривающие руки, привычно-приглушённое «Алё!» Как же управляться с этим чудом техники? Ей объясняли, да разве с неожиданности всё сразу запомнишь! Вот эта кнопка, кажется, включает микрофон, а вот эта — даёт зуммер и дальше набирай номер. Или наоборот?
Как бы откликаясь на оказанное ему внимание, приборчик нежно заворковал. С двух попыток Вера угадала нужную кнопку и поднесла трубку к уху:
— Алё!
— Здравствуйте! Это управление материального снабжения? — Голос был медлителен и до педантичности правильным, слова выговаривались с точностью до буквы и разделялись равными промежутками.
— Э-э… нет. — Вера стала запинаться от неожиданности.
— Тысяча извинений, сударыня! Министерство материальных ценностей?
Девушка не знала, что отвечать — в суматохе ей не сказали, чей это телефон. Неужели его и впрямь одолжили у министра? Но не бежать же сейчас в административный корпус, если и так!
— Ошиблись номером, — выдохнула она первое пришедшее в голову. Голос начал извиняться, но девичий пальчик уже нашёл, на этой раз с первого раза, нужную кнопку.
От барьера озвучилось желание незаметно подошедшего избавиться на время от своей одёжки. Вера обернулась, сунула куда-то мобильник и торопливо вернулась к исполнению своих обязанностей. Эх, какое восхищение читается в глазах клиента! Чего это он? А-а, из-за сотового. Вот для чего они нужны! Девушка вскинула голову, выпятила и без того объёмистый бюст, вид стал гордый-гордый.
Получив номерок, от барьера отошёл… впрочем, не важно, кто — главное, что не Фёдор. И куда только этот свинюк запропастился, звонок-то уже давно был.
Пауза в работе. Наверное, Донат Купидонович в нетерпении мерит ногами кафедру, ожидая её звонка. Но она же не виновата, что объект до сих пор не появился! Говорят, он мастерски лазит по верёвке. Уж не влез ли незаметно в окно? Надо поделиться соображениями со штабом. Заодно и связь проверим. Так, а где телефон? Только что в руках держала. На полочке нет, на стульчике нет, за пазухой… и быть не может, там всё заполнено до отказа. И украсть не могли — вокруг никого, окромя пустых курток. А ведь ей отвечать за вещь, если что, возмещать стоимость. Вера не на шутку струхнула.
Она, конечно, знала, что в минуты страха у неё, бывает, урчит в животе. Заурчало и на этот раз. Как-то странно заурчало — звук есть, а ощущения хода ветров, облегчения из-за спада надутости что-то нету. Пауза. Снова урчание. Снова живот не спадает — скорее, щекотно. Э-э, да вон оно что!
Из-за широкого пояса юбки Вера вытащила запропастившийся там мобильник. Вот куда его машинально сунула рука! Третий звонок подсказал, что надо всё-таки нажать на кнопку выпуска звука.
— Отдел матснабжения? — На этот раз голос был быстрый, слова налетали друг на друга. — Я говорю с секретаршей?
— Э-э… — замялась девушка, но ничего объяснить не успела.
— Очень приятно, — продолжал частить голос. — Вас беспокоят из ЧП «Моторола». Наша фирма хорошо известна в городе, мы оперативно и за разумную цену перематываем сгоревшие обмотки электромоторов. Иногда от звонка нам до сдачи работы проходит менее часа. Пожалуйста, запишите наш телефон, — голос сбавил темп и принялся диктовать цифры. — Мы всегда будем рады вас обслужить. Всего хорошего. — Короткие гудки.
На обрывке газеты, устилавшей тумбочку, Вера записала запомненный номер. Впрочем, зачем? Ещё неизвестно, министерский ли это телефон, может, просто ошиблись номером или хотя бы цифрой. Надо, наверное, посоветоваться со штабом. Позвонить? Но тогда придётся объяснять, что Фёдор не появлялся, а это могут услышать. Тот же Фёдор может подойти и услышать. Или кто-то другой услышит разговор и поймёт, что мобильник не её. Ах, как горели глаза того парня, вперившегося взглядом в атрибут благосостояния! Кажется, он даже оглядел её с видом: может, сойдёт и такое тело как приложение к благосостоянию, представленному мобильником? Нет, портить ситуацию нельзя. Надо идти в штаб пешком. Где-то тут была табличка «Обед». Ага, вот она. Своевременнее был бы «Завтрак» или хотя бы «Ленч», но кто ж знал! Бечёвку на гвоздь — и иди себе докладывать о нештатной ситуации. Пусть чужие куртки составляют себе компанию сами!
Донат Купидонович, действительно, мерил шагами кафедру. Поглядывая в зеркало — принадлежность кафедральных женщин — он пытался репетировать безразличное выражение лица, но выдавали сжимающиеся-разжимающиеся кулаки. Обестелефоненный Заяц сидел за компьютером и, проклиная про себя ранние вставания, равнодушно гонял по экрану чудовищ. Доцент Буров рассматривал расписание и думал, не передвинуть ли тревогу немного вперёд, не сильно ли пострадает учебный процесс.
Телефон молчал.
В это момент на кафедру и вошла Вера. К ней сразу обратились вопросительные взгляды. Несмело начав, разойдясь по ходу дела, девушка рассказала всё то немногое, что узнала пару минут назад.
Взрыв хохота потряс комнату.
— Слыхал, ты, оказывается, у нас министр! — по обоим плечам Зайца шмякнуло по крепкой мужской руке.
— Га? — обернулся тот, на пару мгновений отвлёкшись от экрана. Чудовища тут же использовали свой шанс и съели беднягу. Экран украсило изображение могилы со всегдашним RIP.
— Вот именно — съедят тебя, непременно съедят, если вступишь в борьбу за министерское кресло. Карты… то есть компьютеры — правду говорят.
— Да что я могу поделать, — оправдывался незадачливый владелец сотового, — ну такой номер мне выделили, на цифру от новоминистерского отличается, то и дело люди путают. Да и кто такой этот министр, если разобраться? Вузовский завхоз, как его раньше звали.
— Но слово, слово как звучит! Можно ещё так — министр-администратор.
— Ладно, коллеги, давайте к делу, — призвал доцент Буров. — Вера, как ты уже поняла, телефон принадлежит Захару Яновичу и люди просто ошибаются цифрой в наборе. Так и отвечай им: ошиблись номером, это частный сотовый телефон. Поняла?
Девушка кивнула.
— А теперь возвращайся на пост, а то Фёдора упустишь или выговор заработаешь.
Ник и Нина, шедшие на кафедру после улизывания с практического занятия, вдруг увидели, как приоткрылась дверь и выглянувший доцент Буров страшным голосом заорал:
— Стой! Держите её!
Вера остановилась, став таким образом третьей в компании. Три пары недоумённых глаз посмотрели на крикуна и друг на друга. Люди в коридоре начали похихикивать.
— Сюда её, сюда, — уже на сбавленных тонах потребовал Куприян Венедиктович.
Ничего особенно не понимая, троица зашла на кафедру.
— Ага, и вы! Вера, быстро повтори рассказ, — не тратя времени на извинения, потребовал Буров, поплотнее закрывая дверь.
Девушка подчинилась. Несколько секунд все переваривали услышанное.
— Что же это выходит? — на лице Ника недоумение оперативно сменилось просветлением. — Значит, Фёдор испортит обмотку какого-то мотора, а его сообщник из этой «Моторолы» придёт и починит?
— За о-очень дополнительную плату, — протянул нить догадки по знакомой ему территории Донат.
— Да, коллега, телефон-то у вас поважнее… то есть поценнее министерского будет. Такая информация сама приходит — не надо голову ломать. Давайте быстро думать, обмотки каких моторов могут быть испорчены.
— Может, ультрацентрифуги? — высказал предположение Донат. По своей логике мыслей, он выбрал самый дорогостоящий прибор.
— Вряд ли. Центрифуга стоит в режимной комнате, куда студенту ни за что не проникнуть. Дальше.
— Моторы, перекачивающие воду? — это Заяц.
— Они в подвале. Двери туда комендант запирает, но… Осторожность не помешает. Вера, будь добра, сходи на вахту и от моего имени попроси коменданта осмотреть двери в подвал, где стоят моторы. Пусть проверит запоры, навесит, если есть, ещё своих любимых висячих замков. И сразу возвращайся на свой пост, а то Фёдора упустишь! Да, ты не сердишься на меня за тот окрик? — Он прикоснулся рукой к её пухлому плечу, обтянутому рукавом вязаной кофты.
Вера покачала головой и ушла.
— Давайте дальше. Какие у нас ещё моторы имеются?
— Вытяжные шкафы, — подсказала Нина. — Как ужасно они воют где-то сверху!
— Включим в список и тяги, — согласился Буров. — Их, правда, много, но потом подумаем, что делать. Дальше!
Кондиционеры сообща отвергли — моторы в них скрыты внутри, надо разбирать агрегат, к тому же в это время года они простаивают, никто и не заметит, что обмотка приказала долго виться. По той же причине отпали настольные вентиляторы. О магнитных мешалках не стали и вспоминать. Больше предложений никаких не было.
— Итак, основные подозреваемые — тяги, — подытожил доцент Буров, за отсутствием Тима координирующий следствие. — Загвоздка в том, что их много, почти в каждой лаборатории, за всеми не уследишь.
— Но ведь моторы подвешены сверху, без стремянки не достанешь, — сказал Донат. — Как же можно испортить обмотку незаметно?
— Фёдор о том и толковал заказчику, когда Нелли второй раз подошла. Трудно, мол, будет. Так что всё сходится. Тяги — самое вероятное место для диверсии.
— Но их много! — напомнил Заяц. — У каждой не встанешь. Что делать будем?
Наступило молчание. Поскрёбывались затылки, почёсывались носы, поглаживались подбородки. Во всех головах носилась мысль: неужели придётся посвящать в расследование всех? Как это сделать быстро, но втайне от Фёдора и его знакомых?
Распахнувшаяся вдруг дверь впустила запыхавшуюся Веру.
— Там… там… — она опасно жестикулировала зажатым в руке мобильником, Заяц вынужден был разоружить её. — Кур-тка лежит. Прихожу от коменданта, а там на барьере куртка перевешивается. Без меня положили.
— Ну и что — куртка? — Заяц потряс её за плечи. — Чья куртка?
— Фёдора, — выдохнула девушка и добавила: — По-моему.
У всех, включая Зайца, опустились руки. Вторая мысль засвербила в голове: диверсант уже в корпусе и без присмотра! Как быть?
— Скажите, Куприян Венедиктович, — робко нарушила молчание Нина, — а мотор в любом состоянии испортить можно? Вот когда он работает — тоже можно?
— Когда работает? Это идея!
— Нет, когда мотор работает, обмотка под напряжением, — выдал справку Донат. — Сунешь чего — так трахнет, что мало не покажется! С лестницы полетишь!
— Значит, ты предлагаешь включить все тяги, Ниночка? А надолго?
— До сирены тревоги, Куприян Венедиктович. И не я, а это вы предложили.
— Я? Когда? Ах, да! Но я предложил включить их в список, а не в сеть.
— Я только слова «в список» убрала, ничего? И я не знала, поможет ли это.
— Ладно, сочтёмся славою. Сейчас все на включение тяг! Распределим крылья корпуса…
С этим справились быстро, но Вера вдруг застеснялась.
— А что говорить лаборантам? Как их убедить, может, рассказать всё?
— Ах ты, дьявол! — хлопнул себя по лбу доцент Буров. — И впрямь — стоит ли их посвящать? Главное — незаметно это сделать не удастся. Как быть?
— По-моему, Ник знает, — в отличие от Веры, Нина добавила в голос робости искусственно.
— Я??? — удивился студент.
— Ну да. Помнишь, как ты распахнул окно, когда мы с Куприяном Венедиктовичем трубу прочищали? Ну, в том
деле с учебником? Ну, ты ещё меня подтолкнул в…
— Помню, помню, — поспешно признал сыщик, чтобы помешать девушке поведать всем, что в тот раз поспешная его рука пришлась ей по попке. — Но тогда сероводород волной шёл, вот я и открыл окно.
— Значит, знаешь, что окна распахивают из-за вони? И тяги из-за того же врубают. Помнишь, как всё гудело вокруг, когда мы с Куприяном Венедиктовичем к выходу бежали? Ещё нос у вас был…
— Помню, помню, — на этот раз заторопился помешать ей проболтаться доцент. — Значит, ты предлагаешь пустить запах по всему корпусу и под этим соусом заставить людей повключать тяги, так?
— Нет, Нинка, тогда ты полчаса нужные реактивы разыскивала, — напомнил Ник. — А сейчас у нас времени нет, диверсия вот-вот может совершиться. И хватило-то двух бутылочек только на две комнаты и один коридор…
— Да не нужны нам реактивы! У нас сегодня неожиданная тревога намечена, так? Раз тревога, то и химическая составляющая у неё может быть. Скажем, в середине корпуса планируется взорвать учебный заряд бромбензтиазо…
— Бромбензофенона, — машинально поправил Заяц.
— И должны разом заработать все тяги. Надо заранее проверить, все ли в рабочем состоянии? Члены комиссии по ГО ходят и…
— Нинка, молодчина! — доцент Буров наскоро чмокнул её в щёку. — Все поняли? Вперёд, члены комиссии по ГО, все на проверку тяг методом включения!
Кафедра опустела. остался один Заяц — по предварительному замыслу он должен был осуществлять координацию действий контрдиверсантов-любителей.
— Дальше, дальше, дожимай! — говорила Нина. — Нет же ещё контакта.
— Не могу дальше, не идёт, — краснея от натуги, Света налегала на рубильник пуска тяги. — И контакт есть, наша тяга всегда так включалась. Значит, что-то вышло из строя. Надо звать ремонтников.
— Студенты всегда такие безалаберные, — сохраняя равнодушный вид, заговорила Нина, сама пробуя рубильник. — Ходят, руками размахивают, хватаются за что попало, жвачку жёваную куда ни попадя суют. Схватился за провод, провод отошёл — и нет контакта.
— Только похватайся у меня за провода! Но здесь и не схватишься: видишь, провод как высоко идёт и сразу ныряет в дыру в стенке.
— А стремянкой сегодня никто не пользовался? — уже с трудом сохраняя равнодушие, спросила Нина. — Ну там, паутину снять или портрет перевесить? Могли нечаянно задеть за провод.
— Я тут с утра, — сказала Светка-лаборантка. — Заметила бы. Но паутину мы весной снимали. Нет, никто не лазил, не задевал. Наверное, напряжение скакнуло, мотор и вылетел. Пойду скажу коменданту.
— Если тяга не включалась, скачок напряжения тут ни при чём, — послышался голос за спиной. Девушки обернулись. Долговязый Худаныч, надев очки и прижимая пальцем угол глаза, пристально смотрел вверх. — Когда вы сейчас рубильник двинули, что-нибудь щёлкало, пальнуло, треснуло?
— Нет, ничего. Вон Нинка даже подумала, что я не дожала.
— А вчера кто тягу выключал? Тоже вы? Ничего подозрительного, обращающего на себя внимания не было? Всё как всегда? — Чувствовалась солидная детективная подкованность.
— Да, всё как всегда. Не представляю, что могло стрястись. Но ведь бывает, что проводок гниёт-гниёт себе, и в какой-то момент перегнивает.
— За ремонтниками послать вы всегда успеете, давайте сами, что можем, проверим. Значит, провод вон там высоко проходит в коридор? Так, а где распределительный щиток? Ну, пробки где? — уточнил сыщик, заметив высоко поднятые выщипанные брови лаборантки.
— В коридоре.
— Значит, идём в коридор. — Заскрипела дверь. — В том углу? Ух, как тут темно! Спички есть? — Светка сбегала за требуемым, послышалось чирканье. — Та-ак… Смотрите — тут одной пробки нет. Тяга не отсюда запитывается? — Худаныч, впрочем, сразу же понял, что обращаться к девушкам с такими вопросами бесполезно. — Ладно, проверим. Свети-свети, Нина! Или это вы, Светлана Ксенофонтовна? Ещё спичку.
Он вывернул одну из соседних пробок и одним размашистым движением ввинтил её в зияющий патрон. Из дверей послышался рёв тяги. Тут же на плечо ему легла властная рука и тряхнула:
— Тут же верни всё назад! — приказала Нина несвойственным ей жёстким тоном. — Быстро, слышишь!
Оторопевший студент исполнил приказание, и тут же Нина дунула на Светину спичку. Вовремя. С грохотом, отвечающим его весу и жёсткости подошв, из двери вывалился толстый доцент Амвросий Некрасович.
— Почему свет погас? — запричитал он срывающимся баском, брызгая слюной. — У меня компьютер вылетел! Светлана Ксенофонтовна, вы ведь отвечаете за всю матчасть лаборатории, быстро найдите и устраните причину!
— Какой свет? — недоумённо спросила Нина. — Вон же за вашей спиной горит свет.
Толстяк повернулся, некоторое время постоял в оцепенении, потом наклонился вперёд и с бегемотовым топотом побежал через лабораторию.
— Компьютер не выключил, — догадался Худаныч. — Простых вещей не знает наш Амвросий Некрасович — если вырубился свет, тумблер компьютера нужно выключить до возобновления устойчивого электроснабжения.
Лаборантка закашлялась. Лояльность к начальству не позволяла ей бессловесно внимать критике в адрес этого самого начальства, но и оборвать на полуслове человека, нашедшего и полуликвидировавшего неисправность, она не могла. Худаныч понял это и отказался от задумывавшегося ехидства в адрес бесконечных расчётов, которые толстый доцент вёл по «сдёрнутым» программам и чьими результатами заполнял журналы, надеясь пробиться к вожделённому профессорству.
— Ловко ты, Нинка, мной покомандовала! — перевёл он разговор на другое. — Как быстро ты догадалась, что этот слон, — снова кашель, — тут же выскочит. Тебе бы главой нашего детективного агентства быть!
— В начальники я не рвусь и Амвросий Некрасович тут совершенно ни при чём, — сказала девушка. — Худаныч, миленький, ты сам не знаешь, что сделал. Пойдём со мной скорее на кафедру термохимии, там всё-всё узнаешь. А ты, Светка, не вздумай пробки ввинчивать, жди нашего возвращения.
— Как же без тяги? — забеспокоилась та. — Сама ведь говоришь, скоро бомбу с бромбенз… тьфу, в общем, вонь устроят. Слышите — везде тяги уже воют.
Действительно, по коридору плыл гул моторов, наяривающих по всему корпусу.
— Без моей команды вони не будет, — безапелляционно заявила Нина. — Я же всё-таки не последний человек в нашей комиссии по ГО. — Она выпятила грудь, а Худаныч удивлённо поднял брови. — Мы новую пробку принесём, а то этот боров тебя за свой счёт покупать заставит.
От удивления Света забыла закашляться при такой нелестной, но, надо признаться, довольно точной аттестации своего непосредственного начальства.
«Комиссия по ГО» уже вернулась в свой кафедральный штаб. Задача была выполнена — тяги ревели по всему корпусу, мешая думать, как же быть дальше.
Появление Нины с Худанычем внесло свежую струю. В двух словах девушка поведала об инциденте с пробкой. Доцент Буров усмехнулся:
— Фёдор верен себе — полегче да попроще. То он
чёрные печати ксерит, то на верёвке лезть не хочет —
ключи подбирает, — Донат отвернулся и отошёл к окну, — то хапает жменю методичек. оставляя всю
коробку другому, то из офиса
вещи переносит всего лишь этажом выше. А теперь вот вместо капитальной диверсии с карабканьем по стремянке устроил эрзац — вывернул пробку.
— А почему вы думаете, что это сделал Фёдор? — спросил Худаныч. Но ответа не получил — некогда.
— Что будем делать? — рефреном звучало у Куприяна Венедиктовича.
— Может, разыскать Фёдора и обыскать? — предложил Ник. — Мне это раз плюнуть! Вывернутая пробка наверняка у него в кармане.
— Отставить обыск! — прозвучала команда. — От пробки он мог уже избавиться или скажет, что нёс её из дома ввернуть где-то здесь. Кроме того, не забывайте о сообщнике, его надо бы нейтрализовать или хотя бы вычислить, а то он вместо провалившегося Фёдора десяток других навербует.
Небольшая пауза.
— А чего они, злоумышленники то есть, от нас ждут? — невинно спросила Нина.
— Как чего — чтобы мы позвонили по записанному Верой телефону и вызвали мастера, а потом заплатили ему высокий гонорар. Ты же в курсе.
— Значит, если мы позвоним, главарь сам придёт к нам в руки?
— Прийти-то придёт, да как его разоблачить? Он преспокойно полезет на стремянку, преспокойно перемотает… стоп, это не получится. Наверное, поймёт, что Фёдор его обманул, но то ли выдаст его, скорее — нет. Может просто скрежетнуть зубами и выставить нам счёт за ложный вызов. И кусай тогда локти.
— Я не вполне понимаю, о чём здесь речь, — вдруг заявил Худаныч, — но с детективной точки зрения надо заставить пришедшего выдать себя, а потом использовать его замешательство. Иногда даже блефуют — говорят, что им всё известно, хотя на самом деле далеко не всё, и подозреваемый сдаётся. Но я не знаю деталей, думайте сами, как это применить.
Доцент Буров и Нина переглянулись, прищурились, перемигнулись.
— Уже надумали. Нина, иди проинструктируй Веру, а мы с мужчинами решим, как подготовить ремонтнику достойную встречу.
— Если мы думаем об одном и том же, Куприян Венедиктович, нам понадобится Нелли, — сказал Ник. — Я сбегаю за ней, а?
— Валяй! — согласился доцент. — Сейчас краткий ликбез для Худаныча, а вы, коллеги, пойдите уймите этот протяжный вой. Чисто свора Баскервилей! Вернётесь и продолжим совет.
— Вера, ты и в самом деле согласна на это? — в который раз уже спрашивал доцент Буров. — Не передумаешь, не пожалеешь?
— А чего тут особенного, — вяло отвечала она. — Ну, разомнут меня немного для пользы дела, а текст готовый я уж как-нибудь прокричу.
— Но разминка-то будет на грани фола, ничего?
— Я же сама вам сказала: без этого я вряд ли смогу разыграть неподдельное волнение. И сама предложила: вот если меня разотрут…
— Ну ладно. Вот мобильник — оба умеете им пользоваться? — Две головы кивнули. — Вот текст с номером телефона. Ключ в замке. Громко не резвитесь — мимо декан пройти может, люди с других кафедр, мы с коллегами не накашляемся на все случаи.
— А мы музыку, — студент кивнул на переносной транзистор.
— Можно, но в меру. Музыка всё-таки несвойственные серьёзной кафедре звуки. И выключить не забудьте, когда номер будете набирать. Ну, всё.
Преподаватели вышли с кафедры, дверь за ними плотно затворилась.
Ник быстро шёл, почти бежал по коридору. Один поворот, другой, почти столкновение, приветствие в спину, спотыкач о порожек, взлёт по лестнице. Так, тяги уже успели выключить, но лица у попадающихся навстречу людей какие-то тревожные, озабоченные. Однажды мимо проплыла связка противогазов, перекинутая за спину. Корпус, очевидно, готовился к химической тревоге.
Трое мужчин с нарочитым безразличием смотрели в окно. Ник подошёл к ним и начал громко рапортовать:
— Уважаемые преподаватели, Нелли…
— Тише, тише, — замахал руками доцент Буров. — Соблюдай конспирацию, да и этим друзьям не мешай.
— А чем они там занимаются?
— Раньше под музыку ногами шаркали и вроде даже как прыгали, а теперь — сам послушай.
Сыщик подошёл к дверям почти вплотную, но всё же не настолько, чтобы со стороны его фигура выглядела подозрительно. Сквозь дерево проникали слабые звуки музыки, которые не могли заглушить звуков шелеста, шуршания, шлепков по голому телу, девичьего хихиканья и повизгивания. В мгновенья затишья слышалось тяжёлое мужское дыхание.
— Пожалуй, пора кончать, — предложил Заяц. — Наши женщины вот-вот из магазинов вернутся, да и как бы там у них чего внепланового не вышло.
Буров решительно выбросил окурок в форточку, подошёл к двери и постучал условным стуком, негромко сказал:
— Тяга! Обмотка сгорела!
Внутри послышалась какая-то возня, тонко запищал, запикал мобильник, наконец, зазвучал взволнованный Верин голос:
— Алло, это ЧП «Моторола»? — Голос прерывался, перемежаясь тяжёлым дыханием. — Ой, как хорошо, что вы нам сегодня позвонили! Да, это из управления материального снабжения университета, секретарша. У нас беда — тяга сгорела! Нет, не сам шкаф — мотор. Вот у меня стоит товарищ, он сам видел: р-раз — и искры, искры! И всё затихло, не работает. А у них на сегодня синтез намечен, реактивы уже слиты, два ведра ценных реактивов пропадут, если через три часа тяга не заработает. Выручайте, мотороллеры, голубчики! Мы любую цену заплатим, а то пропавшие реактивы нам дороже встанут. Можете сейчас подъехать? Да, прямо сейчас? К нам, да. Конечно-конечно, за срочность надбавка, это само собой. Ждём с нетерпением! — Пик-пик сотовый, шуршание одежды, глухое щёлканье лямок о тело.
— Я сказал Нелли, — почти прошептал Ник. — Она сейчас придёт.
— Надо, чтобы она с этим моторольщиком раньше времени не столкнулась. Слушай, иди встреть её и если что — затаитесь. Она ведь в лицо его знает.
— Есть! — без лишних слов детектив ушёл.
Из приоткрывшейся двери высунулась взъерошенная голова Худаныча.
— Она сейчас в порядок себя приведёт, не входите пока. Здорово волнение вышло, вы слышали? Слушайте, никто мою книгу не видел? Я, кажется, с ней на кафедру пришёл, а теперь нигде найти не могу.
— Какую книгу?
— Да шпионский боевик. Тут такая штука занятная вышла: стою я вчера в книжной лавке… — Призакрыв за собой дверь, студент пересказал своё наваждение.
— Гм, вот так штука! — удивился Куприян Венедиктович. — Да ведь это ты видел момент замышления диверсии. Один из них вывернул пробку, второй сейчас придёт чинить, а Нелли, за которой побежал Ник, — это официантка, которая нам всё и рассказала.
— Ну и ну! — только и нашёлся что сказать любитель детективов.
— И для тебя будет задание, голубчик, раз ты знаешь их в лицо, а они тебя не видели. Поболтайся сейчас у входа, а появится этот тип — незаметно проводи его до лаборатории. Проследи, чтобы он по дороге ни с кем не разговаривал, вахтёра предупреди, чтобы сказал, что не знает, где тяга сгорела. А увидишь Ника и Нелли — подстрахуй их, подскажи, если они этого типа не сразу заметят. Понял?
— Конечно, шеф, будьте спокойны! — Наши детективщики иногда так друг друга называли.
— Вы не будете возражать, Амвросий Некрасович, если я протру верхние стёкла тяги? — невинно спросила Светлана Ксенофонтовна, заметив из окна, как Худаныч машет ей руками. — Там аж сало какое-то наслоилось. Сидите-сидите, стремянку мне ребята поставят.
А толстый доцент и не собирался вставать, он только слегка приподнялся, чтобы достать нехилый кусок сала. Наступало священное время ленча, всё внимание узурпировала Её Величество Еда. Впрочем, от него ничего и не требовалось, только кивнуть и не мешать сыщикам.
И вот Света воюет со стремянкой, стараясь пододвинуть её поближе к тяге. Из своего укрытия доцент Буров видел, как искренне она играет роль слабой, беспомощной женщины, на подмогу которой должен прийти всякий уважающий себя мужчина.
Один такой и пришёл. Стукнула дверь.
— Позвольте мне! — раздался мужской голос. Вместо жалких звуков еложения по полу туда-сюда прозвучал уверенный стук ставящейся на своё законное место вещи. — Значит, говорите, тяга испортилась, мотор сгорел? Сейчас посмотрим. — Скрип ступенек под мужскими ногами. — Эх, как неудобно у вас мотор подвешен, никак не подберёшься. Ну-ка, ну-ка…
— А как вы нас нашли? — спросила как бы между прочим Света. — По телефону я ведь забыла сказать номер лаборатории.
— Вахтёр подсказал, — рассеянно ответил ремонтник, осматривая кожух мотора.
— Неправда, — послышался от двери голос Худаныча. — Я за вами от самого входа шёл, ни с кем вы не разговаривали.
— Не всё ли равно, — в голос проникло раздражение. — Главное, что я здесь и что кожух закреплён винтами. Дайте-ка мне мой саквояж, если не затруднит.
— Не затруднит, — голос был девичий, но другой.
Три преподавателя быстро, стараясь не шуметь раньше времени, выскочили из своей засады. Их глазам открылось зрелище. На верхней ступеньке стремянки стоял крепкий парень в спецовке и дымчатых очках, он судорожно вцепился в мачту и с удивлением, переходящим в ужас, смотрел вниз. Там в полном служебном облачении стояла Нелли и с ехидной улыбкой держала саквояж. В дверном проёме маячили фигуры Ника и Худаныча.
— Я тогда слышала всё! — чеканя слова, проговорила «та самая официантка».
Худаныч оттеснил Ника, вышел вперёд и уставился своими очками на начавшего бледнеть ремонтника.
— Дымчатые очки, вата за щеками, обмотанные ватой трубочки в носу, парик, грим для щёк… — неторопливо перечислял он атрибуты шпионского перевоплощения.
Стремянка в отчаянии закачалась, Нелли беспомощно оглянулась. Ник оттолкнул Худаныча, отчего тот замахал руками, и бросился вперёд, но не успел. Не успел помешать падению, но зато заслонил собой Нелли, и его могучий кулак целиком вошёл в бок падающего на девушку афериста. Сработали законы механики, зазвенело разбитое стекло, изо рта вылетел крик. Махающего руками Худаныча задело падающей лестницей, и он тоже упал, доведя кучу до четырёх человек, не считая саквояжа, оброненного Нелли. Впрочем, девушка почти не пострадала и быстро поднялась.
— Как вы неаккуратно, Светлана Ксенофонтовна! — послышался голос из закутка, откуда не поленился выглянуть и сам Амвросий Некрасович. — Зачем вы стёкла бьёте?.. Э-э, а это что ещё означает?
— Это означает, — веско сказал доцент Буров, — что вы у себя под носом проворонили самую настоящую диверсию, порчу государственного имущества и перерасход государственных средств. И в задержании злоумышленника мы вас принять участия не попросим, нет. Сами справимся. Идите доедайте свой ленч!
— Ленч! — почему-то обрадовался Донат. — У меня появилась идея, господа! Сейчас некогда рассказывать, потом. — И он исчез.
Успевший подняться Ник крепко держал лжеремонтника за руки, остальные стояли рядом, готовые прийти на помощь.
— В деканат! — властно скомандовал Буров.
Небольшая очередь в «Шустрожор», выстроившаяся в другом конце корпуса, выглядела бледно. Люди были наслышаны о предстоящей химической тревоге, брали мало (а вдруг вырвет?), жевали вяло, в глазах тревога мешалась с недовольством.
Подошедший Донат еле сдержал радостный вскрик — в середине очереди стоял Фёдор. Нагадив в одном конце корпуса, он болтался теперь в другом, обеспечивая себе алиби. Сейчас всё решала точность игры и счастливый случай.
Донат встал в конец очереди. Студент и преподаватель посмотрели друг на друга, сухо перекивнулись — они ведь были в натянутых отношениях. Грузная тётка быстро сновала руками, засовывая пиццу и чизбургеры в маленькую микроволновую печь.
Когда подошла очередь Доната, Фёдор уже стоял за столиком и вовсю работал челюстями. Преподаватель осторожно обернулся и смерил глазами расстояние до него, потом обратился к продавщице:
— Мне, пожалуйста, пиццу. Вот, получите деньги. — Шелестнула купюра.
— Разогреть? — было спрошено равнодушным тоном.
— Да, пожалуйста. Сколько она у вас греется?
— Минуты три-четыре.
— Не успею. Поставьте мою пиццу в печку ровно через три минуты, а минут через семь я подойду.
Как и ожидалось, тётка начала ворчать. Ей, видите ли, недосуг помнить, когда, что и кому, она обслуживает клиентов только поодиночке, и вообще, бери свою пиццу и не морочь людям голову.
— Да мне руки надо помыть, — виноватым тоном оправдывался преподаватель.
— А раньше чего думал? Сейчас пицца разогреется, бери её и хоть вместе с ней в сортир лети!
— Да не могу я её взять, в том-то и дело! Я сейчас пробки на щитке менял, а они у нас в корпусе особые, нестандартные, там на медных контактах ярь-медянка образуется ядовитая. Видите вот пятнышки на кистях? Руки надо крепко-накрепко вымыть с мылом, а то отравишься насмерть. Вы уж подержите пиццу пока у себя, а я вам чаевые…
— Ну ладно, — смилостивилась тётка и вдруг закричала, глядя через плечо клиента: — Эй, эй, ты там не балуй, не пачкай стол!
Звуки, раздававшиеся за спиной, не оставляли сомнений — рвота. Патриотически настроенные коммерсанты-шустрожорцы вламинировали в столики карту страны, так что Фёдора рвало прямо на родину. Рвало яростно, протяжно, самозабвенно. Донат мигом оказался возле бедняги и, выхватив из кармана заранее припасённую пробку, поднёс её к глазам Фёдора:
— Быстро посмотри, есть ли вот тут красный крестик! Если есть — ты труп, приятель!
Содрогаясь и исторгая блевотину, пугая окружающих, тот полез в карман и вытащил искомое, но побоялся поднести к глазам и при очередной рвотной судороге уронил. К ногам Доната, окружённого массой потерявших аппетит свидетелей, упало последнее звено в цепи доказательств — электрическая пробка, недавно вывинченная Фёдором из щитка.
— Не представляю, что с тортом делать, — говорила Мила Нине, обе девушки хозяйничали на общежитской кухне. — Настя торт принесла, такой, знаешь, шахматный, на заказ ей делали, а Тим-то решающую партию и не смог выиграть. Уступил по очкам какому-то провинциалу.
— Ну и что, для нас он хуже от этого не стал.
— Да, но ставить ли торт на стол — вот в чём вопрос. Поставить — привлечёшь внимание к неудаче Тима, не поставить — как объяснить Насте, куда её угощение делось?
— А где он?
— Тим? Или торт?
— Торт!
— Вон там, в холодильнике.
Нина отворила холодильник, достала коробку и открыла её. Некоторое время любовалась отлитыми из крема белыми (безе) и чёрными (шоколад) фигурками, прищурилась, потом спросила:
— Мил, ты чем глазки из картошки выковыриваешь? Есть у тебя тонкий ножик с острым кончиком?
— Вон там, в ящике. А ты что, картошку хочешь сварить, у нас же её нет.
— Потом узнаешь.
Нина нашла в груде кухонного железа ножик и склонилась над тортом.
В этом положении её и застал доцент Буров, внезапно заглянувший на кухню. Под девичий «ой!» крышка с глухим шмяканьем накрыла коробку.
— Уф! Девчата, дайте чего-нибудь холодненького выпить, мочи нет! Спасибо, Ниночка. Умеет, оказывается, наш Вениамин Эдуардович перекрёстные допросы устраивать, даром что Гарднера не читал. Меня вот даже уморил, а те вообще на карачках из деканата уползли.
— Да, задержались вы, Куприян Венедиктович, чаепитие можно бы уже начинать.
— Я ещё из чистого любопытства там задержался — туда милиция внезапно нагрянула.
— По делу о диверсии? — удивились девушки.
— Нет, об этом в милицию мы не заявляли. Дело тут в другом. Понимаете…
Заметив, что на кухню стали просачиваться с подозрительно невинным взглядом общежитские личности в цветастых халатах и под видом готовки прислушиваться к разговору, Нина решительно нагрузила доцента коробкой:
— Несите в комнату, Куприян Венедиктович, а мы следом чайник притащим, он сейчас закипит. Только не открывайте раньше времени, хорошо? Я сама потом открою.
Поручение было исполнено. В комнате Милы Буров застал сидящую в уголочке Веру, прихорашивающихся Настю и Нелли, а вскоре появились и мальчишки.
— Конспиративная вечеринка объявляется открытой! — провозгласила Мила на правах хозяйки комнаты. На ней ладно сидело длинное вязаное платье, сквозь ажур которого блестел, выпирая, чёрный лифчик, того же пошиба мини-юбка удлинялось ажурной вязкой до макси, а на чёрной блестящей ткани красовались разноцветные полосы а-ля трусики. — Слово предоставляется Худанычу, затем Нелли, Нику, Нине, Вере. Последним выступит Куприян Венедиктович.
Зазвучали рассказы. Перед Тимом развернулась подробная картина дела, в котором ему не довелось поучаствовать. Нина подкладывала собравшимся в тарелки еду, не трогая, однако, возвышающуюся в центре стола коробку. Наконец, встал доцент Буров.
— В деканате состоялся допрос обоих злодеев, — поведал он. — Вениамин Эдуардович был как никогда строг и зол. Сначала он допрашивал их по отдельности, затем устроил очную ставку. А под конец приехал конвой из политеха, где учится этот толстощёкий Виктор — он, кстати, полутораюродный брат нашего авантюриста Олега, такие же толстые щёки — и забрал его к себе, в его собственной альма-матер будут с ним разбираться.
— А что они на допросе показали? — нетерпеливо спросил Тим.
— Фёдор сначала упирался, признавался только в краже пробки, но когда узнал, что Виктор хотел его обмануть, рассвирепел и всё выложил. Оказывается, первая фраза, подслушанная Нелли, всё же имела отношение к делу. Виктор сказал, что бухгалтера недовольны изданным приказом и хотят давить на ректора опосредованно, путём саботажа. Вот если испортится, скажем, тяга, до зарезу нужная химикам, а бухгалтерия будет по разным предлогам тормозить оплату ремонта, то профессора-химики сами попросят ректора отменить свой приказ. пусть, дескать, чиновники получают больше их, профессоров, но только не мешают работать, аккуратно оплачивают все счета. Такой вот шантаж. И якобы он, Виктор, нанят бюрократами координировать тихий саботаж и в его распоряжении есть небольшой фонд, из которого Фёдор может получить деньги, если поможет «правому» делу.
— Прямо союз правых сил! — фыркнула Нелли.
— И задача была поставлена вполне конкретная. Дескать, именно эта тяга имеет особое значение, там замышляется сложный синтез, очень нужный, очень срочный, самый подходящий случай заставить созидателей склонить головы перед бюрократами. А на самом деле, как мы уже знаем, Виктор просто рассчитывал прийти, починить и потребовать за это деньги. И Фёдор понял, что его обманули — коммерческая диверсия всегда оплачивается лучше обычной саботажной.
— Но почему же в самом деле была выбрана именно та тяга? Ведь такую операцию можно было бы провернуть с любой, в любой лаборатории, предоставить агенту возможность испортить, что полегче под руку подвернётся.
— Это выяснилось при допросе Виктора. Видели бы вы, как тряслись его щёки! Да, так вот. Лишний раз призываю вас к неразглашению услышанного, ведь новые люди за нашим столом появились. Дело в том, что несколько месяцев назад эта тяга уже портилась, а предстоял эксперимент, по итогам которого наш Амвросий Некрасович хотел послать на депонирование рукопись, причём уложиться непременно до конца квартала. Были какие-то соображения, почему именно так. И вот он пригласил ремонтников.,..
— Моторольщиков?
— Нет, тогда этого фиктивного ЧП ещё не было. Каких-то других, но тоже левых. Пригласил, заплатил им наличными за срочность и успел-таки отстатеиться до конца квартала. А затем стал выбивать потраченные деньги из бухгалтерии. Это надо было видеть — пёр, как танк! Ему объясняют и так и сяк, что не положено, что филькина грамота эта расписка, намекают, что сумма завышена — он краснеет, пыхтит, но стоит на своём и даже напирает. В конце концов чиновники сдались (а это не так часто происходит, друзья!) и заплатили. И вот потом, проведав о таком деле, Виктор захотел повторить эту комбинацию, но на случай уже не рассчитывать, а рассчитывать только на прибыль.
— Я слышал, что и при защите кандидатской Амвросий Некрасович лез, как танк, — сказал Худаныч.
— Лишнего говорить о преподавателях не будем, а додумать вы можете и сами. Характер человека всегда видно. Так, значит, Виктор через своего брата вышел на нашего штатного афериста и придумал легенду, чтобы поменьше платить. А ЧП «Моторола» — это для отвода глаз, он собирался получить наличными и смыться, не давая расписки. Мало ли как это бывает: забыл в спешке (сами просили побыстрее!) бланк в офисе, сейчас схожу, и жди потом его.
— А почему он звонил в министерство, а не прямо заказчику? — невнятно спросил жующий Тим.
— Чтобы «засветить» свою фирму, чтобы когда наш толстяк пойдёт выбивать денежки, слово «Моторола» уже было на слуху. Но ты не беспокойся — Виктор и Амвросию Некрасовичу звонил, как потом выяснилось. Но ответ получил невнятный, видимо, на том конце провода жевали и больше ни о чём думать не могли. Хотел перезвонить через некоторое время, да тут в дело вступила Вера. Виктор и не подумал, что выдаст себя, если не спросит номер лаборатории, а придёт в неё, очень уж хотелось слупить деньжат побыстрее. Он, кстати, взаимно обозлился на Фёдора, когда узнал про пробку. На очной ставке такая ругань стояла — хоть святых… то есть декана уводи.
— А теперь гвоздь стола — Настин торт! — провозгласила Нина и сняла крышку.
Головы привстали и придвинулись, чтобы получше разглядеть. Нинин ножичек совершил чудеса, придав верхам фигур сходство с собравшимися за столом. Из чёрных он коснулся всего двух пешек, одна вышла толстощёкой и со сплюснутым лицом, вторая — точь-в-точь наглое черномырдие Фёдора. Зато белые фигуры блистали разнообразием — в белом короле без труда угадывались черты лица Бурова, сыщики были высечены на конях, Настя и Нелли верными ладьями стояли возле них, а Миле и Вере достались слоны. Только белый ферзь оставался нетронутым.
— Это, пожалуй, нескромно — король! — счёл Куприян Венедиктович. — Лучше было бы равноправие — всем по пешке.
— Да разве пешкой насытишься? — Вера знала толк в еде. — А так каждый съест свою фигуру и ещё что-нибудь из шоколада.
— Настя, режь — твой же торт!
— А ферзя кому? — прозвучал вопрос, когда белое тортовое войско рассредоточилось по блюдечкам. — Тебе, Нина?
— Ну, если дашь… Спасибо.
— А почему ты себя не высекла на ферзе?
— Да ведь нескромно же!
— Я понимаю — ферзём быть нескромно, а фигур больше не осталось, не в пешку же превращаться, верно?
— Фигуры в пешки не превращаются, — выдал профессиональную справку Тим, борясь со своим конём, так и норовящим лечь на блюдце. — Можно только наоборот.
— Да я и пешкой стать не могла. Не понимаете, нет? Всех вас я видела, кого тогда не было поблизости — помнила. А своё лицо как увидишь? Только в зеркале, но его на кухне не было ведь. Вот и не смогла я себя высечь на безе.
— Потому что не унтер-офицерская вдова! — веселился Ник. — Представляете — огромное безе, Нина на него ложится и ремешком сама себя сечёт! А что, отражение в зеркале ты не запомнила своё?
— Я с ним настолько свыклась, что какие черты характерны только для меня, не знаю. Со стороны виднее.
— Ну-ка, друзья, кто, глядя со стороны, высечет нашу Нину на ферзе? — спросил доцент Буров.
Парни охотно откликнулись на зов. Ваять они, правда, не умели, зато джентльменства было не занимать.
— Нет, нет! — Нина закрыла своего ферзя ладонью. — Пока шли разговоры, торт после холодильника нагрелся и на безе теперь ничего не вырежешь. К ножу приставать будет, тянуться. Давайте лучше чёрненьких разбросаем.
Коробка пошла по кругу. Отрезав себе из скромности шоколадную пешку, Тим спросил:
— А зачем милиция в деканат приходила, Куприян Венедиктович? Вы обещали рассказать.
— А-а! Приходил сержант посмотреть тот гроссбух, где студенты фиксируют свои подработки, и кое-что порассказал. За последнее время произошло несколько ограблений квартир по одной схеме.
— Modus operandi! — хихикнула Нина и, перегнувшись через стол, легонько хлопнула Ника по ушам, тот смущённо улыбнулся. Заулыбались и остальные, вспомнив
дело о похищении учебника.
— Так вот, при опросе потерпевших выяснилось, что эти одинокие женщины незадолго до ограбления посылали письма не то какому-то колдуну, не то колдунье либо ясновидящей. Видели в какой-то газете рекламное объявление с глобальными обещаниями и бланк письма-пожелания, ну, и соблазнились. Кто личную жизнь обустроить просил, кто — здоровья себе желал, кто — близким, а кто и замахнулся на обретение смысла жизни. Главное, все написали, что никаких средств не пожалеют, чтобы их желание исполнилось. Обратный адрес аккуратнейшим образом написали, чтобы, не дай бог, соседям счастья не привалило по ошибке, так что сами на себя грабителей навели. И не могут теперь вспомнить, куда именно они писали, так были уверены, что повторных просьб не понадобится.
— А изрезанные газеты? — деловито спросил Тим.
— Не сохранились. Почта наша не очень скорая, грабителям тоже время нужно подготовиться, а одинокие женщины в квартирах у себя регулярно прибираются, лишний мусор выбрасывают. И вот теперь милиция ищет фирмы этих колдунов, проверяет студентов, которые подрабатывают. На месте одного из преступлений была найдена страничка из зачётной книжки, вот и попали под подозрение студенты.
— По-моему, это липа, — вступил в разговор Худаныч. — Грабить никакой студент с зачёткой не пойдёт, а кроме того, листы так просто не отделяются. Даже если зачётка ветхая, измусолена придирчивыми руками экзаменаторов. Явно подбросили для отвода глаз. Зря только менты колготятся.
— И наверняка это была пустая страничка, — продолжил дедукцию Тим. — Если бы заполненная, хозяина тут же бы нашли, не по его фамилии, так по подписям преподавателей. Подписи этот сержант показать не просил?
— Нет, — ответил Буров. — Действительно, страничка должна быть пустой, а ведь зачётную книжку в любом киоске купить можно. Это в советские времена соблюдались списки так называемых документов строгой отчётности, а сейчас что только не подделывают на почти легальных основаниях! Даже печати наборные в свободной продаже есть. Важным подписям можно насобачиться. — Все
посмотрели на Ника. — Удивительно, что целиком сфабрикованную зачётку грабители не подбросили в виде любезности нашей доблестной милиции — ищите, сыщики, студента Лёню Декановича Небываева, он эту квартиру ограбил, кто же ещё?
— Ну, мы с Тимом на такую дешёвку не клюём, — самонадеянно заявил Ник. — Дедукция у нас на высоте. Если, скажем, на месте преступления обнаружат удостоверение декана, мы делаем вывод, что поработал студент, а если валяется студенческая зачётка, значит, виноват…
— Декан! — разом выдохнули со смехом остальные студенты и студентки, единственный за столом доцент от смеха воздержался.
— Вы что, Куприян Венедиктович, не верите, что декан может быть замешан в чём-то нехорошем? — спросила Нелли. — Между прочим, когда я
работала сама знаете кем…
— Стоп-стоп, больше об этом ни слова, — решительно прервал её доцент Буров. — Кстати, обращаю ваше внимание на типичный приём, характерный для доносчиков и интриганов. Вот мы говорили тут о студентах и деканах вообще. По-английски это будет «с неопределённым артиклем». А доносчик может написать в доносе нашему Вениамину Эдуардовичу, что имели в виду именно его и смеялись конкретно над ним, обвиняли во всех смертных грехах.
Побледневшая Нина решительно вмешалась в разговор:
— За этим столом стукачей нет!
— Да я же к примеру только, зачем ты так всерьёз? В сослагательном наклонении.
— Тогда и я скажу в сослагательном: а если б и были, то я своими руками, своими руками… — девушка задыхалась, её кулаки сжимались и разжимались, выражение лица ничего хорошего не предвещало.
Мила мягко подошла к ней сзади, обвила шею руками, что-то шепнула на ухо, усадила.
— Ладно, деканы у нас вне подозрений, а студенты-злодеи свой ресурс отработали. Фёдора теперь наверняка отчислят, Олег поплатится за своего брата. Кто же, интересно, озадачит нас с Тимом в следующий раз?
— Поживём — увидим, — сказала успокоившаяся Нина.
— И нас позовите поглядеть! — хором попросили Настя и Нелли, взявшись за руки.
— Ещё неизвестно, кто кого звать будет! — завершил разговор Худаныч.